шкафу...
Мама вздрогнула всем телом, сжала меня, а потом слегка оттолкнула и посмотрела в глаза. Краска стыда заливала мое лицо, скулы сводило. Я потупил глаза и увидел чуть задравшийся подол ночнушки на маминых полных бедрах...
— Как?... То есть тебя испугало то, что ты увидел?... Глупый, глупый!...
Я покрутил головой.
— Нет. Я только... (как же стыдно!) не мог понять, почему женщины так кричат и стонут, когда мужчины делают с ними ЭТО?...
— А потом... понял? — голос мамы снизился до шепота. Я начал чувствовать стеснение в штанах. Глупая моя писька стремительно росла и мужала.
— Однажды... когда я смотрел фильм... прости меня, мама!... я не удержался и стал дергать свою пипку... А потом... испытал оргазм, как это в Энциклопедии называют... Тогда я понял, почему тетеньки в кино кричат и стонут... Так ЭТО легче переносить... Если стонешь...
Мама покачала головой.
— Господи, господи, бедный мой малыш... Надеюсь ты не догадался показать эти фильмы Мише и Тане...
— Конечно, нет, мама! — меня душило возмущение. — Они ведь совсем маленькие, им этого знать не надо...
Она немного успокоилась.
— Ну, хорошо, раз тебе хватило ума... раскрою тебе одну тайну... Женщины во время... секса... не всегда кричат, тут тетеньки из телека переигрывают... Чаще они просто стонут...
— Знаю, — опять не подумав, брякнул я, — ты стонешь...
— ЧТО? — мама вновь оттолкнула меня. Ее широко открывшиеся голубые глаза превратились в два озера, в которых я мог утонуть. — Что ты мелешь?...
Я опять уставился на подол ее ночнушки.
— Однажды я встал ночью пописать и услышал ЗВУКИ из вашей комнаты. Дверь была неплотно закрыта и я остановился посреди коридора... Ваша кровать скрипела очень, а ты... ты стонала!
— И ты подсматривал? — спросила мама, не отрывая своего строгого взгляда от моей физиономии.
— Н-нет... Мне было страшно... А потом папа захрипел, сказал «кончаю!», и скрип прекратился... и ты перестала стонать... Я побежал в комнату, даже не пописав...
— Типичное поведение для твоего папаши... Кончаю, и хоть трава не расти, — мама как-то странно дышала, ее взгляд стал бегающим, неуловимым.
— Это все, что ты мне хотел рассказать?
— Только еще одно, мама... Только не ругайся! Я очень тебя люблю! И поэтому все говорю...
— Ну!... Говори, не жмись, как красна девица...
— Я с тех пор много раз делал маструбацию...
— Мастурбацию.
— Ну да... И все время я представлял тебя мама... как будто я и ты... ну...
— Значит вот, кто повинен в том, что твои простыни стали дубовыми от засохшей спермы... Я сама и твоя бурная фантазия... но неужели нельзя пользоваться салфетками?...
— Прости, мама... Я читал в энциклопедии про Эдипов комплекс...
— И тебе хотелось причинить папе вред? — с тревогой спросила мама.
Я снова обнял ее страстно, как маленький испуганный ребенок, вспомнил, что папа где-то там в темноте на улицах города...
— Нет, что ты?! — взволнованно произнес я. — Я люблю папу, просто я... я ему завидовал, что он может с тобой, что ты ему разрешаешь... что...
— Говори, что?!
Я уткнулся лбом в податливое мамино плечо. В разрезе ночнушки я видел верх ее белоснежной груди.
— Что ты ему даешь...
От этого стыдного сладкого слова, которое не сходит с уст пацанов в школьном туалете, мой писюн болезненно заныл и задергался.
Мама не оттолкнула меня вновь, наоборот обняла.
— Вот так ночь открытий, — произнесла она совсем не злым голосом, — вначале алкаш-самоубийца за рулем, теперь еще и сын-извращенец... А я думала, что наша семья образец для подражания...
Она внезапно встала с кровати и, подойдя к двери, закрыла ее на запор. Потом повернулась ко мне так резко, что подол ее ночнушки взметнулся
