спущенными трусами. Я стал тереться пахом о ее пах, восставший член скользил по маминому животу, но нужно было торопиться, пока она не пришла в себя.
Я чуть-чуть отодвинулся. Мамины белые ляжки с дорожками синих вен, ее большой зад с неровностями целлюлита — вот было поле моей битвы. У мамы была красивая, побритая и немного потрепанная пися много ебавшейся женщины. Я взял правой рукой член и стал вводить его между лепестков больших половых губ, левой рукой по-прежнему закрывая мамино лицо подолом. Она стала ерзать и дергаться, потом отчаянно закричала:
— Ну, не надо, Фимочка, ну не надо! Прошу... Фима... не надо...
Она догадалась, что это я! Отступать было некуда, какое счастье...
— Потерпи, мамочка, пожалуйста, потерпи... Я уже вошел... Полежи тихонько...
И вправду моя головка была уже внутри ее влагалища. Совершенно сухое, оно медленно уступало моему напору. Но смазка сделала свое дело, и скоро я вошел целиком. Ощущения были совершенными — так тепло, так мягенько, так сладко. Я безумными глазами обшаривал ее тело: ноги, живот, расплывшиеся груди. Это точно была мама, а я был в ней. Я стал осторожно двигаться внутри ее плоти. Мама что-то прошипела и попыталась оттолкнуть меня бедрами. Не тут-то было. Мои сто двадцать килограмм только я могу двигать легко.
Мне пришлось окончательно снять с мамы трусы, опустить и развести ее ноги пошире. Я лег животом на ее живот и, опершись на правую руку, стал двигаться чуть быстрее. Смазка работала. Мать перестала ерзать и притихла. Я еб ее осторожно, чтобы не причинять лишней боли, и смотрел, как трясутся на манер желе ее груди с маленькими темно-розовыми сосками. Постепенно я стал чувствовать, как мамино влагалище само стало выделять смазку. Двигаться теперь было намного легче, вместо раздражения головку члена стали обтекать волны удовольствия. В комнате отчетливо запахло сексом.
Я слышал, что даже во время изнасилования женщина может испытать оргазм. А сейчас происходило нечто подобное, ведь я взял маму силой. Но от перевозбуждения я плохо соображал. Знал только, что мама — главный человек в моей жизни, а ее пися, попа и ноги — это трон, на котором свершается моя коронация. Я был властелином целого мира.
— Отпусти рубашку, — внезапно попросила мама глухим тоном, — мне дышать нечем.
Я подчинился, но в глаза ей смотреть побоялся. Опустил подбородок на ее мягкое плечо так, что мою щеку стала ласкать ее мягкая оплывшая сися. Я скосил взгляд вниз вдоль тела. Стало видно, как качается вперед-назад согнутая в колене мамина нога, подчиняясь моим толчкам. И еще. Она сделала то, что меня очень возбуждало: так повернула голеностоп, что ступня и икра образовали прямую линию. Меня всегда удивляло, зачем женщины так вытягивают ноги. Удивляло и заводило. Значит, мама тоже так делает. И пися ее была такая мокренькая, такая вкусная! Она тихонько хлюпала, принимая мой толстенный дрын. Я чувствовал, как тянутся лепестки ее половых губ вслед за выходящим из влагалища членом и как им же втягиваются обратно.
Мои чувства были обострены до предела, я стонал в голос. Потом стал покусывать ее плечико. Когда удовольствие становилось совсем нестерпимым, я бормотал какие-то бессвязные благоглупости.
— Мамочка, мамочка... Я так люблю тебя... Пятнадцать лет... так долго ждал этого момента... прости, не смог сдержаться... ты такая красивая, так меня возбуждаешь... Ой, мамулечка... ой, как сладенько ты даешь, какая ты нежная давалочка!
Постепенно я затих. Некоторое время мы еблись молча, даже без стонов. Мама дышала тяжело и напряженно. Иногда из ее груди вырывались хрипы, и все. Она то поднимала, то опускала ноги, не в силах найти удобную позу. Наконец, она сцепила ноги за моей поясницей. В ответ я пригнул голову, чуть сгорбился и присосался к груди, некогда вскормившей меня. Я шумно сосал сисю мамы, чмокая и поминутно
