верхних и нижних. Сильно целую ее в губы, затем дорожка поцелуев к одной ее груди, к другой, поцелуи в живот, Жален при этом почти садится. И, наконец, испепеляющее желание последних дней — уста мои смыкаются вокруг узелка всей женской чувственности.
Я вбираю его в рот, расталкивая язычком окружающие его губки, Жален выгибается и бьется в страшных судорогах, очевидно, уже без сознания, хватает меня за голову, тянет за волосы, больно и приятно одновременно. Эта дрожь передается через ее конвульсирующий клитор моим губам, бежит по всему телу, заставляя меня плотно прижаться к телу такой родной подруги. В последние мгновения, которые я еще помню, ноги мои обхватывают бедро Жален, и я расплющиваю о ее коленную чашечку свою вишенку между ног. Вишенка лопается, обдавая искрящимися снопами внутреннюю часть бедер, низ живота. Лопается что-то внутри, в самом мозгу, спазм перехватывает горло и нежно душит меня...
VIII
— Мне холодно, — жалобный голос Жален возвращает меня из полузабытья, в котором я чувствовала что-то до боли приятное во всех уголках моего тела. Я тоже начинаю ощущать не очень приятную прохладу. Постель под нами, заметно влажная, источает холод.
— Пойдем в ванную, погреемся, — предлагает Жален, и в моей памяти сразу всплывают абсолютно детские воспоминания о купаниях с моей сестрой. Где-то между ног заныло сладостно и неприятно одновременно. Эта легкая неприятность, однако, всегда возбуждающе действовала на меня. Возникала она от увлечения мастурбацией, и мастурбацией же я лечила ее. Просто второй, а то и третий оргазм настолько обессиливал меня, что я уже ни о чем более не думала и засыпала.
— Боже, у меня нет никаких сил, Жален, — произнесла я с ложной надеждой, что сегодня мы уже не станем повторять этот безумный, сладкий и жестокий путь к вершине, по достижении которой следует падение в бездну изнуряющего наслаждения и ни с чем несравнимого удовольствия.
Мы поднялись и, не прибирая в комнате, направились, как были, голые, в ванную комнату. Глядя на Жален, я невольно сравнила ее с моей сестрой. Да, они определенно были похожи фигурами. Только волосы у одной темные, а у другой белые.
Чувства неотвратимо просыпались, и, не доходя ванной комнаты, мы снова были в объятиях друг друга. Снова нас согрел поцелуй с касанием зубов, снова головы наши закружились, и мы упали, проходя большую комнату, на широкий диван. Теперь, правда, не было уже в нашем порыве, стремлении друг к другу той звериной силы. Теперь, и мы обе чувствовали это, в нас превалировала нежность.
Мы разъединили уста, прижались щека к щеке и пролежали в блаженном покое минуты две, ощущая удары собственного сердца и стуки сердца подруги. Потом у обеих одновременно возникло желание поскорее смыть с себя все чужеродные частицы и пылинки этого дивана, на котором за долгие годы кто только не сидел и не лежал.
Ванная комната была вложена розовым кафелем, на столике перед большим зеркалом стояли всевозможные моющие средства, кремы, парфюм. На полчках — прочие принадлежности. Вешалка с тремя большими чистыми полотенцами. Сама ванна — посередине комнаты, довольно большая и чуть розоватая.
В комнате сначала было прохладно. Мы включили горячую воду, и воздух постепенно согрелся. Благодарная мне Жален первой принялась мыть меня. В ванне было вполне просторно вдвоем. Такого тихого блаженства я, наверное, не испытывала никогда. Нежные руки Жален гладили мои плечи, спину, живот. Взяв немного шампуня, Жален взбила густую пену на моей голове. При этом два холмика с изюминками игриво колыхались перед моими глазами, и постепенно возбуждали меня. Потом она взяла душ на длинном шланге и стала смывать с меня шампунь и мыло. Особенно приятно было, когда вода упругой струей обдавала мои маленькие титечки.
Смыв всю пену, Жален принялась мыть мои ноги, начав с верха. Она велела мне
