твой вопрос, когда ты снимешь трусики. Пойдём, я покажу тебе, где расположена ванная комната».
Ноги настолько не слушались меня, что я с трудом поднялась из мягкого удобного кресла. Меня мучило только одно — в кого я превращаюсь за эти последние два дня? Почему я оказалось такой доступной? Я пыталась найти себе оправдание, но не могла, хотя где-то в глубине была какая-то обида на мужа, на его равнодушие ко мне, на наши первые жизненные трудности, на всю эту дикую затею поехать в столицу.
А в ванной меня уже ждали две жадные здоровые руки, предложившие помощь в раздевании.
«Сейчас помоемся вместе. Когда-нибудь мылась не одна?»
«Нет».
«Ты много, чего не делала в жизни, сейчас попробуем».
Я почувствовала, как он торопится освободить меня от лифчика и схватить за груди.
«Сейчас уже можно по-настоящему поговорить» — выдохнул он, зацепив обе мои груди — «Смотри вон туда».
Я посмотрела вперёд и увидела, что ванна с трёх сторон окружена зеркалами, а я в руках Тимура походила на лягушку в лапах удава.
«Залезай в ванну, я тебя помою, как мама в детстве... Что? Мама всё делала осторожно, для меня берегла?... Я тоже сделаю осторожно, главное — чтобы нам его там разместить».
Я увидела в зеркале то, что он мне приготовил, и поняла, что той девчонке-проститутке не обязательно было быть нетронутой девочкой, чтобы кричать и молить о помощи.
«Ты боишься, что мы с тобой не поместимся в этой ванной? Да здесь по четыре человека одновременно отдыхало». Он выдавил себе на руку тугой гель и, чуть нагнувшись, стал медленно вначале по моему животу, а затем выше, размазывать его, превращая в лёгкую пену. Когда его руки достали до моей груди, я вся сжалась и затряслась, то ли от унижения, то ли от удовольствия.
«Тебе многие говорили, какая ты красивая или нет?», — он в упор смотрел на меня, поглаживая то одну, то другую грудь, легко выскальзывающую из его рук, на что я, ничего не придумывая, ответила:
«Я всегда стеснялась, ещё со школы, что они такие большие». На Тимура это подействовало, как наркотик, и он захрипел:
«У тебя что, не было в школе такого дружка, как я?»
«Нет».
«Я бы тебе не дал стесняться, ты тогда давала бы только мне и никому больше, и всякая падла засунула бы свой язык в одно место,... ты бы у меня не ходила, ты бы у меня летала от удовольствия».
Он повернул ручку душа, и полилась тёплая, свежая вода. Я, отвернувшись от него, чуть оттянула трусики и тут же получила от него флакон геля.
«Помой её, не стесняйся».
Я, всё ещё смущаясь, робко выдавила флакон и стала тщательно намыливаться.
«Снимай трусики, нам уже давно пора хо-ро-шо познакомиться» — и он запустил пятерню, чтобы помочь мне от них освободиться.
Усевшись на край ванны, он притянул меня к себе и усадил на колени верхом.
«На лошадях каталась?»
«Нет, никогда».
«Теперь покатаешься» — и, плотно придавив меня к волосатой ноге, он стал в такт лошадиной походке возить меня вперёд-назад, слегка касаясь своей вздыбленной плоти. Я не могла смотреть на него, всё время отворачивалась, а он ловил губами мои соски и, недолго удерживая, снова отпускал их на волю. Я всё это время, упершись в его грудь руками, пыталась создать хотя бы какую-то видимость не зависимости от него, но после той встречи с дядей Жорой я как будто стала немного больше понимать, что же мне нужно, поэтому, разогретая такой забавной скачкой, я стала всё больше и больше виснуть на нём.
Он это заметил и, приподняв повыше, внимательно осмотрел моё интересное место, затем потрогал двумя пальцами, похлопал ладонью и произнёс: «У тебя это место тоже красивое. Кто тебе последний раз вставлял?»
Я замотала головой.
«Не помнишь? Значит, давно было! Это хорошо... С нетерпением ждёт она своего дружка, смотри, как припухла».
Ему явно нравились мои полненькие губки, плотно скрывающие всё, что было внутри, а его похотливые
