сосок.
— Мишенька, ну, пожалуйста, ну, перестань... — продолжала бубнить Ольга Николаевна с трудом снося издевательство над своим покорным телом.
— Я сделаю все, что ты захочешь.
Миша, на миг оторвавшись от созерцания ее обнаженной груди, хохотнул:
— А то, как же, Ольга Николаевна. Вы сделаете все, что я захочу. Вы ведь не хотите, чтобы эти фотки попали в Интернет? Нет? — Его безжалостные пальцы больно защемили грудь.
— Нет, Мишенька, — морщась от боли, пробормотала учительница, — не надо в Интернет!
— Кроме того, — голос Миши звучал вкрадчиво, — вы же не хотите, чтобы вся школа узнала адрес этого сайта? — Вторая грудь была сдавлена так же безжалостно.
Оленька пискнула и, закусив полную губку, помотала головой.
— Я вижу, вы хорошо соображаете, Ольга Николаевна! — усмехнулся Миша. — Значит в любом месте, в любое время, когда я захочу?...
Миша уже не интересовался реакцией молодой женщины, гладя бархатистую кожу, слегка покрасневшую там, где она подверглась грубому воздействию жестоких пальцев.
— Классные сиськи у тебя! — пробормотал Миша после того, как некоторое время изучал и мял грудь покорившейся женщины. Ольга Николаевна дернулась, как от пощечины, а в широко распахнутых глазах засветилась обида.
— Миша, — строго начала учительница, чувствуя, как мужские уверенные руки ласкают ее грудь в распахнутой блузке. — Миша, прекрати сейчас же! Миша! — почти крикнула Ольга Николаевна. Ей все-таки удалось привлечь внимание ученика, уже наслаждавшегося полным подчинением жертвы. Миша недоуменно взглянул на учительницу. А та, отстранившись, попыталась запахнуть на груди блузку.
— Миша, я не могу тебе позволить...
— Да кто тебя спрашивает, сучка? — Спокойная уверенность Миши была страшнее крика или откровенной грубости.
Он резко повернул Оленьку к стене и, не церемонясь, наклонил вперед. Чтобы не удариться лбом, Ольга Николаевна уперлась ладонями в шершавую поверхность. А Миша тем временем, задрав юбку, резко рванул тоненькие трусики, так, что они разорвались и безвольной тряпкой упали на пол. Оленька безропотно стояла с голой поп-кой, предоставленной на обозрение своего собственного ученика. Наконец Миша, насладившись зрелищем, звучно шлепнул женщину по упругому полушарию. Ольга Николаевна взвыла не столько от боли, сколько от унижения, но продолжала стоять все в той же бесстыдной позе — с откляченной попкой, слегка наклонившись вперед и упираясь в стену ладонями. А Миша приказал:
— Ноги пошире, сучка, — и после того, как учительница расставила ноги на шири-не плеч, грубо схватил ее за промежность.
Оленька заплакала, но возражать не посмела.
— У вас отличная задница, Ольга Николаевна, — глумливо сказал Миша, — гладкая, упругая, сочная. Муж говорил вам, какая чудесная у вас задница?
Подавив рыдания, молодая женщина проговорила:
— Мой муж не из тех, кто говорит женщинам такие мерзости.
Миша, не переставая грубо ласкать беззащитные лепестки, присвистнул:
— Дурак у вас муж, однако! На такую попку молиться надо. Небось, и ебетесь в темноте и по расписанию?
— Мы не ебемся! Мы занимаемся любовью! — взвизгнула Оленька то ли от досады, что ученик попал в точку, то ли оттого, что его безжалостные пальцы бесцеремонно исследовали ее влагалище, настолько глубоко, насколько это было возможно.
Миша наклонился к нежному ушку и глумливо прошептал:
— Да ты уже течешь, как последняя блядь. Ты хочешь, чтобы я тебя выебал, и никаких «занятий любовью»!
Оленька простонала:
— Ты ошибаешься, Миша. Ты — насильник, то, что ты хочешь сделать — грязно и подло. Остановись пока не совершил самой большой гнусности в своей жизни.
— Вот уж дудки, — от ... всей души рассмеялся Миша.