яростное выражение, как у того горного козла в вольере.
Да, я снова почувствовал себя на коне, то есть полноценным человеком, мужчиной! Плечи расправились, живот втянулся, пятки с носками раздвинулись на ширину боксерской стойки.
Милка Лобутич заскулила и тоже наподдала, будто задом почуяла плотоядный дух, заструившийся из мудей.
Жирный шкаф начал отсчет:
— Десять! Девять! Восемь!..
И я, как послушное дитя, кончил на счет «Один!».
Вынув член, я тщательно обтер его носовым платочком и с сознанием исполненного долга качнул перед зрителями: нате, дескать, отсосите.
Но на меня, ну и на член, который теперь и не думал опадать, никто даже не взглянул. Радостно гогоча, жирный шкаф помог Милке разогнуться и спросил ее:
— Ну что, сестричка, довольна?
— Ох, Вадик, спасибо тебе большущее...
Сестричка... Вадик... Я ничего не понимал, растерянно глядя на быстро рассасывающуюся толпу уебанов.
Наконец, Милка примирительно хлопнула меня по плечу и внесла ясность:
— Ладно, извини... Попросила братика помочь раскрутить тебя на палку, а то сессия парит, а в голове запарка: как тебя, мудака, завалить на себя. Фу, как гора с плеч... И вали-ка ты теперь на хуй!
Милка Лобутич не стала ждать, когда я приду в себя. Обнявшись с братцем Вадиком, она почапала вдоль пруда к выходу, явно потягиваясь от воплей наслаждения, которые все еще издавала только что отъебанная пизда.
Провожая их неприветливыми взглядами, к водоплавающим снова потянулись мамаши, подзывая бесчисленных деток.
— Постыдились бы... в общественном месте! — сказала мне старушенция в затрапезном летнем пальто, откровенно плюясь при виде моего хуя, который я забыл убрать в штаны.
«Бабуля, бабуля, где ты раньше-то была, дура ты старая!» — сказал я про себя, привел в порядок одежду и для эмоциональной разрядки пошел дразнить горного козла.
Ну и попрыгал же у меня этот туповатый ревнивец! Хотя, если честно, теперь я немного ему сочувствовал...