его сосать! — восторженно подтвердил Егорка.
— Да ты шо, Егорка, аль саки вкусные?
— Саки оно може и не вкусные, а вот молофья в самый раз, питательна для организму!
— Воооо какое дело, малафья питательна! Мечтательно произнёс я.
— Дык, Внятка, а как эту самую малафью то добыть, чай не доить же, ну, хуй, энтот?
— А чего его доить, его сосать надоть!
— И шо, малафья как у коровы потечет?
— Верно Ванятка, как у коровы. Тока не сразу, потрудится надоть!
— Да я того, я трудолюбивый, я если шо, могу и ночь сосать... Жрать-то знашь как хоца? Кишки к спине прилипли, срать уж неделю не срал!
— Так ты Ванятка давай скорее соси хуй мой, может шо и поешь.
Недолго думая, Егорка портки скинул, вытащил свой «шпингалет» и в рот мне тычет, приговаривая..
— Соси уж скорее, спать хоца, мочи нет!
С голодухи я набросился на Егоркин «шпингалет», заглотил родимого, по самые его яйца. И давай его сосать, давай его вылизывать. Егоркин «шпингалет» в рост пошел, во рту не помещается! Ну, думаю... враз нажруся. Гля скоко малофьи налилося! Сосу значит, а Егорка меня руками по голове гладит, приговаривает.
— Молодец Ванятка, так его суку, так!
— Дык скоро оно... малафья течь будет, вопрошаю я Егорку.
— Скоро Ванятка, скоро милай!
Тута замычал Егорка, как тот бык мычал, што в прошлом годе мы всем селом съели. Мычит, значит, стонет! За уши зачем-то мои хватат стал, теребит их, дёргает!
Чую брызнуло мне в рот, малафья наверно! Рот полный, я глотать, пока глотал, остальное в сено утекло. Эх! Про себя подумал, усю Молофью на землю опрокинул! Жаль крынки под рукой не оказалось!
Лежу я значит, а Егорка все меня гладит по голове моей и приговаривает. Ты Ванятка таперя братан мой стал!
— Это, с какого перепуга я братом стал, спросил я!
Дык, малафья силу имеет! Кто её вкусил, сходу братом становится! На веки вечные! Во, какие дела Ванюша!
Дивно мне стало, но спорить не стал! Егорша старше на год меня был, он все знает!
— А почему это Егорка у тебя малафья без сахару была? Спросил я.
— А откуда же Ваняша сахару взяться, если еще в прошлом году я последний раз сахар в чай добавлял?
И то правда подумал я! Вон, матушка кашу варила, на прошлой недели, так взамен сахару буряк добавляла.
— Так я Егорушка голодный все одно... Хоть помирай на сенокосе. Слёзно прошептал я.
Тут Егор достал из котомки узелок из белой тряпицы. Отрезал сала шматочек и хлебца на лебеде спеченый!
Боже мой! Кто бы видел, как я енто все проглотил! Словно наш Полкан, што сдох от голода на Тройцу. Он точно так пастью мух ловил, как я этот шматок сала слопал!
На другой день, мы опять косили сено. Егорка снова снял портки и голышом косил.
Нет, да гляну на елду Егоркину. Тут он мне прямо как матушка стал. Его ялда трепыхается, а я его мысленно ртом ловлю. Словно титьку матушкину!
Егор, А Егорка, чай бы мне снова хуй дал пососать, жрать снова хоца! Заныл я!
— Тихо ты, дурень! Хлопцы услышат. Тоды всем подавай мой хуй сосать! А ты мне брат и более никому я не дам. Тока тебе. Жди до вечера.
Тут-то я замолк, дабы не услышали бы хлопцы. А они такие, как услышат, последнее отберут!
Вечером, мы снова с Егором легли поодаль от парней. Ну шо, Егорка, даш сегодня малофьи своей?
Дам, Ванятка, тока сегодня в рот нельзя!
— Это почему же? Обиженно спросил я.
— Слышал, Сегодня Никола, праздник святой?
— Ну, слышал!
— Нельзя брат Ванюша в рот. В задницу можно, в рот ни-ни... Грех великий!
— А это как, в задницу? С удивлением спросил я!
Да просто, Ванечка, ты сосал вчера ртом, а сегодня ты его задницей пососи!
Диво дивное! Осемнадцать годков прожил и никогда не слыхивал, что бы жопа сосать умела!
— Ну дык давай, тока поскорее, жрать дюже охота!
— Так ты портки снимай, как твоя жопа, мой
