покрылся смазкой. Мой меч жаждал толстых губ прапора и горячей задницы Тахира, я настолько обезумел, что даже захотел оттолкнуть Тахира и самому ещё разок выебать Витьку, и чтоб, одновременно Тахир ласкал меня сзади. Это безумие, смотреть на любовные игры парней. Может плохо кончиться. Прав ли я был, занимая с Тахиром исключительно активную позицию в анале, ведь иногда я готов был почти сдаться его напору? Попробовать себя в роли пасса, это ужасно унизительно, особенно с парнем на два года младше себя, но с Тахиром... с Тахиром я, пожалуй... Теперь Тахир ебал Витю, уложив, его на спину, на скамейке, и задрав его ноги. Затем перевернул его на бок и засадил во всю длину. Когда куток Тахира входил полностью в задний проход прапорщика, Тахир нежно гладил его волосатую ногу и просил сжать внутри посильнее, погорячее. Витька не отрывая глаз, глядел на Тахира и подчинялся.
— Мой белый воин, мой белый невольник, мой белый жемчуг!
Я не мог больше сдерживаться, я подошел к голове прапора и с силой засадил ему до гланд, он начал задыхаться, тогда я ещё сильнее воткнул и стал ебать его глотку как отбойный молоток и... кончил.
— Не надо так, во-первых, ты сказал, что он мой, во-вторых, лаской можно добиться гораздо большего эффекта.
— Поучи меня ещё...
Обмыв концы, мы отдали паспорт и деньги горе-туристу. Когда он уходил, то взглянул в глаза моего Тахира так, что описать словами этот взгляд невозможно. Затем он подошёл ко мне и улыбнулся:
— Я тебя ещё вскрою, Бабай!
Я подумал, что он на следующее лето приедет конкретно для нежных встреч с Тахиром или пригласит его к себе в гости. Что касается меня, я пнул его слегка и выкинул за шиворот из нашей бани.
Мы идём пить чай к хозяину бани — Ахат-ака. Он классный старикан, ему уже за девяносто, но он добрый шутник и оптимист. Закурив, он, улыбнувшись оглядел нас.
— Ну как ребята, напарились, как настроение?
Мы попадаем под власть его обаяния, Ахат-ака замечательный рассказчик. Перед нашими глазами встаёт конница Буденного, первые железные дороги и первые русские рабочие-комсомольцы, гражданская война, басмачи, коммунисты, сражения и засады, страшные пытки и новые стройки... Семья Ахата издревле владела этой баней, неформально они продолжали контролировать её и в советское время, проявляя подчёркнутую лояльность новой власти. У Ахата был друг — Вахид, его семья полностью ушла в басмачество. Со временем, их всех перестреляли, но Вахид всегда выходил сухим из воды, во многом благодаря Ахату. Их связывала мужская любовь. Не гейская любовь инфантилов, а любовь двух мужчин-войнов. Ахат и Вахид не ходили манерно по городу, держась за руки, не щебетали как девки и не целовались взасос при городских воротах. Настоящая любовь самодостаточна и не терпит демонстрации!
— Ахат-ака, зачем вы нам это рассказываете?
— Мне сегодня приснился сон, Вахид позвал меня к себе в чудесные места, полные райских наслаждений для настоящих воинов. Я скоро уйду вслед за своими предками, но вам ребята хочу сказать, что любовь между двумя мужчинами войнами — почтенное чувство, его нельзя стесняться, оно недоступно женщинам, но его следует отличать от удовлетворения скотской похоти победителя над побеждённым, правда Фархад? Если ты любишь мужественность в себе и в своём друге, люби честно и открыто, люби каждой клеточкой твоего тела и каждой мыслью, люби, приходя в безумное состояние и... обретёшь блаженное удовлетворение. Но если в тебе есть подлость и трусость, зависть и коварство, ты никогда не будешь мужиком, твой удел сосать хуй такого же раба-уродца.
— Раз уж вы об этом заговорили, скажите, насколько далеко заходили ваши отношения?
— Когда Вахид целовал меня, он шептал, что исполнит любое моё желание и то, что делают рабы своим господам он готов сделать мне, только ... за одну мою улыбку. Только