отодвинула в сторону бедра черные стринги.
— Ссы ей прямо в пасть, — скомандовал я.
Из ротика шлюхи вырвался смешок, и из ее продажной писечки полилась золотая струя. Прямо в рот жене. Та послушно пила и захлебывалась, захлебывалась и пила.
Затем жена снова стала сосать, а я целовался на диване с проституткой. Целовалась она, как типичная малолетняя б... дь, умело и задорно.
— А теперь, девочки, сосите по очереди. Марина, покажи моей жене, как это делается по-настоящему.
Ревниво-униженное выражение лица жены так гармонировало с беспечно-б... дским моей второй х... соски, что я тут же кончил.
Потом две шлюхи стояли раком. И я е... л. Одну дырочку, вторую, одну, вторую...
Потом жена сидела у меня на члене, путана на лице, они двигались в такт и одновременно ласкали друг дружке груди с набухими сосками и целовались.
Затем — жена на спине, шлюха над ней раком, трется об ее живот сиськами, целует ее «девочку». Я е... у проститутку в попочку, а кончаю в рот жене, пасть которой уже раскрыта и ждет под п... дой продажной девки своей порции спермы. Напоследок
жена облизывает испачканный калом шлюхи х..
Ха, она не знала в этот момент, какое заводное видео наснимала у меня в комнате скрытая камера.
После мы проводили проститутку до стоянки такси. И вот моя женушка, еще несколько часов назад в приступе гнева выкрикивавшая то слово, снова моя покорная овца Долли. И заглядывает мне в глаза своим пугливым обожающим взглядом, словно спрашивая: «Ты счастлив, Хозяин?»
Да, был ли я счастлив? Был ли счастлив, когда, отправив жену в магазин, я встретил ее на пороге уже с двумя обнаженными девицами, и она убежала прочь в слезах? Был ли счастлив, когда я выгнал ее спать до утра на лестничную клетку, а утром заставил по всей квартире убирать использованные презервативы? Был ли счастлив, когда она, запертая на балконе, должна была наблюдать, как я делаю куни ее подружке?
Был ли?... Я, я не знаю. Вот она сидит привязанная к ножке стола, пока я пишу, пока еще в уме, эти строки, и обсасывает большой палец ноги. Ноги моего приятеля, которому я уступил на одну ночь свою рабыню. Правда, она еще не знает об этом.
Поймет, когда я незаметно выйду из квариры и закрою дверь на ключ. И, испуганно обернувшись на лязг замка, она ощутит на своей щеке обжигающий удар наотмашь.
— А теперь на колени, сука!
Моя овца, моя овечка Долли выполнит приказ. И, отсасывая член у другого мужика, она будет представлять меня. По ее лицу будут струиться слезы. Как в тот первый день, когда я ее ударил. Когда она могла бы убрать мою руку и сказать:
— Пожалуйста, больше не делай этого.
Или:
— Не смей! никогда! этого! делать!
Моя овечка Долли тогда поцеловала мне руку...
Я мразь, Долли, и я ненавижу СЕБЯ за то, что ТЫ это сделала. Долли, моя овечка Долли, этот лист уже не переписать заново. Его можно только исписать до конца. А потом разорвать на мелкие кусочки и выкинуть их, Долли.
... Закрываю дверь на ключ. Прислушиваюсь в тишине. Слышу звук удара, а затем низким голосом отчеканенные слова:
— Сука, на колени перед Господином.
Не торопясь спускаюсь по лестнице вниз, выхожу из подъезда и иду в ночь. Ты сама этого хотела, моя маленькая покорная шлюшка. И еще, ты была права, я мразь, Долли. И знаешь, мне это нравится, черт побери.
И — не твой ли безропотный взгляд сделал меня твоим тираном?