сломался, разбившись об него словно корабль, налетевший на спрятавшиеся в морксой глади рифы, и тогда он спросил, хотя ему трудно было говорить, язык не поворачивался и постепенно переставал слушаться его:
— Кто ты?
— Я, твой Бог, — ответил человек спокойным тихим голосом, не заставив дрогнуть ни один мускул на своём лице.
— Я думал он другой, он кажется создал людей по образу и подобию своему, а тебя я знаю. Нет, ты не Бог, ты обманываешь меня.
Человек в рясе ничего не ответил на это, продолжая возвышаться над ним, теперь он оторвавшись от земли парит в воздухе, источяя ... из себя зловонный запах разложения.
Колян не унимался:
— А почему над твоей головой нет светящегося ореола, как у всех святых?
— Потому что ты не заслужил такой почести.
Коляна обеспокоил этот ответ, дальше он услышал следующее:
— Не ожидал увидеть меня здесь!
— Нет, не ожидал!
Злой волшебник опять замолчал, уставившись на жалкое существо снизу, барахтающийся в грязи и облепленный ею.
— Посмотри на себя, в кого ты превратился?
— Ни в кого.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать, — ответил Колян, но сразу же понял свою оплошность. Ему было двадцать, но выглядел он старым, жалким и немощным стариком.
Божество не унималось, не услышав вразумительного ответа на свой вопрос:
— Ты пошутил, да. Сколько тебе лет?
Колян заплакал, загнанный в тупик непонимания, он не сразу сообразил, что от него требуется, но догадавшись, что отпираться бесполезно, что он сейчас не в таком положении, чтобы строить из себя героя, он рыдал в кровь царапая своё лицо грязными руками.
— Что тебе надо от меня, — всхлипывая вытягивал из себя Колян, — я — говно. Двадцатилетнее засохшее говно, куча вонючего мусора, я... я... и я признаю это.
— Тебе понравилась прогулка?
— Нет, меня тошнит от неё, я не хочу так...
— И что же ты понял?
— Я... я... понял что хочу жить, Господи, я хочу жить... дай мне ещё один шанс... я начну её заново, пожалуйста... я прошу тебя... не помоги же мне...
— Какой шустрый. Так нельзя! Жизнь даётся один раз и каждый распоряжается ей по воле и усмотрению своему. Вот ты и распорядился, что тебя не устраивает, ты ничтожество, дрянь, жалкий отброс.
— Я исправлюсь... я обещаю... этого не повторится больше, — жалобно умолял Колян, словно нищий, проясящий подаяния, чтоб продолжить своё существование.
Человек в рясе смотрит на него без малейшего чувства жалости и сострадания.
— Да познавший истину, обретёт свободу, — говорит он ему в ответ, — какие твои гарантии?
— Я исправлюсь, честно, — говорит Колян.
— Все так говорят, но не все выполняют свои обещания, данные перед Богом.
— Нет, я не такой...
— Все вы такие, люди. Вспоминаете Бога при жизни, только когда вам очень плохо, когда надо во что-то верить, во что-то вечное и святое, чтобы обрести покой душевный и набраться сил.
— Да это так, но не каждому дано побывать здесь, не каждому дано пережить то, что я пережил, что понял, находясь тут.
— А ходил ли ты при жизни хоть раз в церковь, давал ли милостыня просящим сынам Божьим, помогал ли ты старым и немощным, почитал ли родителей своих?
— Нет, я никогда не делал этого, прости меня, Господи, прости если сможешь.
— Я смогу, я всё смогу, ведь я всевышний, я могу сделать всё что угодно, ведь нет предела моим возможностям, в отличии от ваших.
Дальше человек в рясе замолчал, продолжая парить в воздухе и думая о чём-то своём, о вечном, о вечных проблемах, которые только ему подвластны и больше никому. А Колян всё продолжал упрашивать его со слезами на своём исцарапанном в кровь лице, он очень сильно просил его о чём-то, неистово умолял, валяясь на земле словно конченый алкоголик и забулдыга. Бог
