Разрешите отрекомендоваться, Ирина Киселева. Я не фантазия автора, повествующего обо мне, и не плод его воображения. Я его воспоминание. Одно из самых ярких и впечатляющих. Из разряда тех, что остаются в сердце на всю жизнь и тех, о которых никогда не забыть. Без прошлого, нет настоящего, а без настоящего не будет будущего. Кто знает, возможно, цепь времен когда-то замкнется, и это воспоминание сменится новым. Но пока этого не произошло, берите то, что есть. Читайте, вспоминайте обо мне вместе с автором, и не судите строго... наверное.Начать, вероятно, следует, как обычно, с начала. С моего переезда в Ташкент. Точнее, с поступления в ВУЗ. Специальностью и будущей профессией грузить вас не стану, это совершенно не интересно. Скажу лишь, что в идеале я должна была бы стать сначала просто ученым. Затем большим ученым. После этого ученым с мировым именем. Потом премия дяди Нобеля, лучи славы, десятилетнее турне по лучшим университетам мира, с докладом о том, как я стала Великой. И, наконец, годам к тридцати семи — брак, семья, счастливая пенсия и целая стенка в спальне, увешанная итогами всей моей жизни в рамочках.Однако это в идеале. В реальности же все было иначе. Дабы перечисленное имело право на жизнь, нужно было, для начала, гением быть, коим я никак не являлась. Мой школьный аттестат, с обилием «четверок», «притянутых за уши», мог бы красноречиво рассказать об этом. Одиннадцатый класс был целиком и полностью посвящен тому, чтобы хоть как-то нагнать все то, что я упустила за годы занятий художественной гимнастикой. Бесконечные разъезды по соревнованиям, с освобождением от школьных занятий, огорчили меня в выпускном классе настолько же сильно, насколько радовали в младших и средних классах.Когда стало очевидно, что перспективы строительства моей спортивной карьеры довольно туманны, если не призрачны (спортсменкой я тоже не особо талантливой оказалась), моя мама поняла, наконец, что не получится из меня второй Людмилы Савинковой (первая чемпионка мира по художественной гимнастике). На семейном совете было решено поступать туда, где у отца были кое-какие связи. О том, что буду зачислена практически без экзаменов, я знала задолго до выпускных экзаменов. Но папеньку сразу предупредили, что бестолочь держать не будут. Помогут только поступить, а дальше уже крутись сама, как можешь.Вот и пришлось в последний школьный год поторапливаться, наверстывая упущенное. Как результат — более или менее восполненный пробел в знаниях, при полнейшей ненависти к учебникам, физике, алгебре и прочим точным (и не очень) наукам. В общем, сдали экзамены, пережили выпускной бал, простились с одноклассниками, надоевшими за одиннадцать лет, и разъехались кто куда. Меня, как я уже сказала, в столицу родной страны занесло. Ехала в предвкушении новой, самостоятельной жизни. Свобода, полученная после долгих восемнадцати лет родительского контроля и бесконечных пересудов, тянула к себе, как магнит.На новом месте освоилась быстро. Поселилась в женской общаге. Раззнакомилась с девочками, сразу принявшими меня в студенческий коллектив. Обратила внимание на мальчиков. Дома на это не было ни времени, ни возможности. Родители, точнее мама, перекрывала кислород в этом направлении. Судя по неиссякаемому потоку внимания со стороны сокурсников, и неприязненной зависти сокурсниц, природа хоть в чем-то меня не обделила. Ухаживания парней принимать не спешила. Выбирала того, кто по душе придется не только внешними, но и человеческими качествами.К сожалению, подобный молодой человек все не попадался. Был один мальчик, узбек, в сторону которого чаша весов склонялась все больше и больше. Но все лишь оттого, что его настойчивость нельзя было не поощрять. Он заваливал меня цветами и дорогими безделушками. Придумывал все новые и новые способы произвести на меня впечатление. Подружки поражались, отчего я «резину тяну», и не строю
