попробуй-ка, сядь?
Он пытается присесть на диван и с гримасой на лице ему это удается.
— Значит, мало, — говорю я и порю его еще минут десять. Теперь сядь. Я приказываю.
Он садится с диким воплем.
— Ну и отлично, — говорю я и ухожу в ванну.
Он уходит на работу.
Спрашиваю, как сиделось, он весь красный. Говорит, что столько боли не испытывал всю жизнь. Я смеюсь, сжимаю его член и целую его взасос. Он возбужден.
— У нас гости, — говорю.
Маша сладко улыбается ему с дивана. Он возбуждается еще больше. Еще два часа убойной групповухи — и все просто напределе.
Какой он раскованный-то стал! Надо проучить. Ну, начали трахать его прибамбасами, которые принесла Маня. Какие-то бусы для анусов, имитация кисти, которая за вечер побывала в его жопе раз пятьдесят, резиновые палки и члены, вибраторы... Все огромных размеров. В конце концов принимаемся за наказание. Уже все: и на сосках железные прищепки, и в жопе резиновый грамила, разорвавший анус полчаса назад, и на хуе уже клипса с грузиком... И понеслась душа в рай! Плети, ремни, щетки-расчески, линейки, книжки, ножи плоской стороной... Высекли все: жопу, жопу, и еще раз жопу, хуй, бедра с внутренней и внешней стороны, руки, соски, живот, грудь, спину... оставили только ладони: их мы просто избили линейкой и успокоились.
Короче, к концу его задница заструилась красными струйками по рубцам и синякам. А тело было похоже на помидор от красноты.
Тогда мы еще раз отъебали его хорошенько и она ушла. Он начал плакать, спрашивать, зачем так издевалась. Мне было весело смотреть на него, я засосала его губы и пошла спать. А он только стоял на коленях перед моей кроватью и то скулил, то спрашивал, что ему завтра на работе делать, когда придется садиться и спиной прикасаться к спинке. Я улыбнулась, еще раз нежно поцеловала, и прошептала «Я люблю тебя. Все пройдет,» — погрузилась в дрему, и заснула под его плачь, сообразив, что он всю ночь так будет подвывать, ведь он даже на живот лечь не может.
***
Если вы думаете, что он ушел от меня — только скажу: нет, мы с тех пор пять лет живем вместе, и он уже начал постигать невинную радость боли.
