разику... , — с вожделением проговорил солдат Саня.
Оба солдата были одного роста, и оба были одного телосложения.
— Не понимаю... — солдат Паша усмехнулся. — Хочешь поебаться — натяни Толяна... в чём проблема, Санёк?
— Бля! Натянуть Толяна я всегда успею... а пацан этот сойдёт при первой остановке, и — поминай как звали... он же пидор, Паша! Симпатичный пидарёнок... петушок... ты что — не видишь, что он хочет? Он же хочет... он хочет, Паша! Чего ты мозги ебёшь — за него отвечаешь? Он тебе кто — брат? племянник? Не понимаю...
Солдат Паша стоял, держа правую руку в кармане брюк, — солдат Паша, держа правую руку в кармане брюк, прижимал к правой ноге свой напряженно вытянувшийся твёрдый член... «Люди забыли эту истину, — сказал Лис, — но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил... « Глядя солдату Сане в глаза, солдат Паша молчал, не зная, как ответить... он знал, что ответить, но он не зная, как ответить, и потому он молчал. Они оба — Паша и Саня — были «старшими солдатами», как сам для себя мысленно определил их Петька, — они оба были «стариками», но даже в одном призыве не всегда все равны, и, как и везде, среди равных — в среде равных — нередко выделяются свои лидеры и свои аутсайдеры... и не случайно сообразительный Петька определил для себя «старшего солдата» Пашу как «старшего старшего солдата», — солдат Саня был, конечно, «стариком», и солдаты Рома и Толик слушались его беспрекословно, но решающим словом для всех, в том числе и для солдата Сани, было слово солдата Паши: для старослужащего солдата Сани старослужащий солдат Паша был тем, что на латыни звучит как primus inter pares — первый между равными... и потому, стоя в узком проходе между ящиками, солдат Саня убеждал солдата Пашу отыметь пацана «еще по разику», — Саня, до этого трахавший только Толика, вчера впервые попробовал с мальчиком — с тринадцатилетним подростком, и теперь... теперь он хотел повторения — он хотел снова почувствовать горячую, еще не разжеванную и нерастянутую, туго обжимающую дырочку тринадцатилетнего мальчишки, послушно сотрясающегося между его, Саниными, ногами, — Сане хотелось натянуть пацана еще раз... просто натянуть — выебать в жопу, но... «Узнать можно только те вещи, которые приручишь, — сказал Лис. — У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей... « глядя на «старшего солдата» Саню, «старший солдат» Паша подумал, что там, на длинном «военном ящике», его ждёт Петька — смышленый тринадцатилетний мальчишка, только что доверчиво прижимавшийся к его, Пашиному, плечу... да, такое бывает: можно вместе прослужить полтора года и не стать друзьями, а можно... можно поговорить пару часов и — вдруг почувствовать в душе далёкую, почти забытую людьми песню... так бывает, — подумал «старший солдат» Паша, глядя в глаза «старшему солдату» Сане. Они стояли друг против друга, два «старших солдата»... они оба хотели, но — как различны были их одинаковые желания! И — глядя «старшему солдату» Сане в глаза, «старший солдат» Паша подумал... подумал, что он никогда не сможет объяснить этому стоящему напротив него парню, что бывают такие странные песни, услышать которые дано не каждому... а если так, то — он, Паша, ничего объяснять не должен. Как говорится, не в коня корм...
— Ну, Паша... чего ты думаешь? Давай... по разику, Паша! Еще по разику... ты — первый, а я за тобой... от него не убудет... давай! — солдат Саня нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
«Люди забыли эту истину, — сказал Лис, — но ты не забывай... « солдат Паша увидел, как солдат Саня, скользнув рукой к паху, тронул поднимающийся член:
— Паша... ну!
— Гну! — отозвался Паша. И — улыбнулся. И,
