Моя страсть к нейлону проявилась примерно в 14 лет, когда я, копаясь в сарае, нашёл картонную коробку, в которой было огромное количество чулок и колготок. Каким-то невероятным способом меня тотчас очаровал нейлон. Я трогал его руками и ласкался им. Я думал, что за благостное чувство он во мне возбуждает. Это очаровательное событие привело, конечно, к тому, что я стал воспроизводить эту ситуацию регулярно. Это было началом моей большой страсти к нейлону, которой я предан до сегодняшнего дня, и сегодня я тоже наслаждаюсь нейлоном.
Со временем мне стало приятно натягивать чулок на свою ногу или обнюхивать его. Этот нейлон, который раньше обтягивал великолепные ножки моей матери, сделался для меня самым возбуждающим предметом.
К тому времени моя мать снова работала по специальности. После того как она меня вырастила, снова работала в банке, всегда элегантно одевалась, и это ещё больше выделяло её великолепную фигуру. Чаще всего, она надевала прекрасный костюм и великолепные блестящие колготки, которые ей очень шли. Я часто замечал, что на неё заглядываются мужчины, и она этим наслаждалась, о чём позднее рассказывала мне.
Со временем я сам носил, наверное, каждый чулок и каждые колготки из той коробки, и особое удовольствие получал от колготок. Их я потом забирал в свою комнату. И когда я затем мастурбировал, всегда брал колготки, чтобы их обнюхивать или надевать на ноги.
Однажды после обеда я снова удовлетворял себя колготками, и, как всегда, было сногсшибательное чувство, когда колготки касались моих бёдер. Уже, когда я натягивал колготки, у меня стоял. Я так вошёл в раж, что быстро спустил, когда в комнату вошла моя мать и смущённо смотрела, как я мастурбирую, надев на себя колготки, и тут же в этом виде спускаю. Для обоих это была мучительная неожиданность, и мать вышла из комнаты, не сказав ни слова. Как я мог теперь смотреть ей в глаза?
Потом я весь день провёл в своей комнате, пока мать не позвала меня ужинать. Хотя она неоднократно меня звала, я не шёл на ужин. Тогда она вошла в мою комнату и спросила, почему же я не иду. Я сказал, что боюсь встретиться с ней глазами. Тогда она ответила, что было бы не плохо, если мы забудем этот случай, в моём возрасте так делали многие мальчики и девочки, и это было самым обычным делом в мире.
Теперь мне стало немного легче, и мы вместе пошли ужинать. Я понемногу пытался наладить с матерью отношения. После ужина она снова заговорила со мной и сказала, что совсем это не так скверно, и она сама иногда мастурбировала, и ничего не находит в этом плохого. С моей души свалился камень, и я снова мог смотреть ей в глаза.
Примерно через неделю мы вместе сидели у телевизором, когда она внезапно спросила, откуда колготки, которые были на мне. Я сказал, что несколько недель назад нашёл их в сарае в картонной коробке. Тогда она рассказала мне, что мой ушедший от нас отец тоже любил носить колготки, и у него, наверное, была коробка на чердаке. Тогда она мне ещё сказала, что если я хочу, то могу носить колготки дома, но вне дома их надевать всё же не стоит. Я только не знал, как к этому можно отнестись, но очень хорошо, что она это сказала.
На следующей неделе я уже ходил дома в колготках, у меня не хватило мужества противиться матери. Всё изменилось, когда мы вместе пошли за покупками в чулочный магазин, и она мне шепнула, что должна мне что-нибудь купить, я не подавал голоса и покраснел до волос. Она купила мне прекрасные чёрные в точечку колготки.
Когда мы вечером пришли домой и сидели в комнате, она сняла с ног обувь и растянулась на диване. Я смотрел на неё, какая она красивая, вот лежит в чёрных блестящих колготках, юбка слегка приподнята. Мать тогда подумала, что ей не помешает теперь помассировать ноги, и спросила меня, не моргнув глазом, не смог бы я выполнить её просьбу. При этом она улыбнулась так, как я раньше ещё не видел. Я, конечно, с удовольствием
