Испарились все чувства разом...
А ведь как я о нём мечтал!..
Ослеплённый любовью,
страстно,
как пацан, я в кулак кончал,
о нём думая, — так и этак
его мысленно я крутил...
Оказалось, что он не целка:
ему, пьяному, пломбу сбил
одноклассник на даче летом...
Я мечтал...
а он — целый год! —
с одноклассником делал это,
наслаждаясь и в зад, и в рот...
Стоя. Лёжа. На даче. Дома.
Приспускали с себя штаны...
Кто-то скажет:
«Что здесь такого?
В этом возрасте пацаны
сплошь и рядом...
вполне банально!
И типично вполне...»
И всё ж...
поначалу, когда узнал я,
было это — как в сердце нож, —
пока я его имя страстно
в пустоту выдыхал, сопя,
и гадал, как ему признаться,
у него была жизнь своя,
о которой ни сном ни духом
я не ведал и знать не знал...
Я боялся, что он с испугом
отшатнётся — и я гадал,
как ему рассказать о небе,
о бездонной голубизне...
год я мучился:
что ответит
сероглазый мальчишка мне?
Рассмеётся?..
Пошлёт подальше?..
Испугается?... Снилось мне:
от меня он бежит по пляжу,
и гонюсь я за ним во сне...
и догнать
не могу — мелькает
его попка... гонюсь, а он
меня близко не подпускает, —
часто снился мне этот сон...
Если б знал я! О, если б ведал!..
Я, влюблённый, весь год мечтал,
как ему расскажу о небе...
а его одноклассник драл,
содрогаясь от кайфа...
боже,
я мечтал о нём целый год!..
А он запросто мужеложил
с одноклассником в зад...
И вот,
когда вычислил я решенье,
как ему обо всём сказать,
не дослушал он —
без смущенья
улыбнулся: «Могу я дать,
если хочешь ты...» Я опешил...
задохнулся от счастья... ох!
И — раздел я его поспешно,
и — всадил ему между ног
без малейшего промедленья!..
Сделал явью свою мечту:
содрогаясь от наслажденья,
я любимому пацану
кончил в попу,
и тут же снова
разрядился... и в третий раз
разрядился! — со мной такого
не бывало давно...
Экстаз
в один миг остудил мальчишка,
когда я у него сосал:
«Хорошо ты сосёшь... а Мишка
не умеет так», — он сказал,
улыбаясь...
и я невольно
замер с членом его во рту:
ёлы-палы... обычный школьник,
каких тысячи...
и ему
уже кто-то сосал... и, может,
его кто-то уже ебал, —
в этом возрасте мужеложат
парни многие...
осознал
в один миг я, что я не первый...
было это — как в сердце нож:
до меня уже кто-то делал
его в попу...
«А ты не врёшь?» —
улыбнувшись, спросил зачем-то...
Удивился он: «Что мне врать?»
И — бесхитростно мне поведал,
как весь год они...
если б знать!
Пока я умирал от страсти —
как признаться ему, гадал,
его —
запросто! — одноклассник,
содрогаясь от кайфа, драл,
загоняя в тугую норку
неуёмного скакуна, —
раздвигались тугие створки
то и дело у пацана...
Он рассказывал откровенно,
как впервые... и как — потом...
целый год они... я не первый...
я не первый... какой облом!..
Слушал я, улыбаясь тупо...
Ослепила меня любовь —
упустил я из вида, глупый,
что он вовсе не юный бог,
а обычный пацан, и значит —
имел полное право он...
Ах, зачем...
ах, зачем, мой мальчик,
ты признался? Какой облом...
Словно что-то сломалось сразу:
испарилась любовь —
и вмиг
превратился я в педераста,
каких море вокруг...
Был тих
угасавший июньский вечер...
Я дослушал его рассказ —
вскинул ноги его на плечи
и без смазки — в четвертый раз! —
не особенно церемонясь,
зад на хуй насадил
рывком...
Сочинённая мною повесть
завершилась банально:
он
содрогался, расставив ноги —
я, как робот, его долбил...
и уже не любовь, а похоть
мною двигала, —
он скулил,
прижимая к плечам колени,
пока я его драл, сопя:
в столь разительной перемене
он не мог
