для него главный. Во главе угла стояло его оскорбленное самолюбие! Желание во что бы то ни стало загнать меня в тот же угол! Чтобы я побывал в той же шкуре и чтобы почувствовал себя таким же изгоем. Главное, выбрал такой способ, при котором я никому ничего не мог рассказать. Я даже не могу его пристрелить, как собирался (хотя и не знал, что это Колька), потому что никому не смогу признаться в истинной причине. А сидеть потом полжизни за немотивированное убийство — еще большее наказание, чем то, которое он мне уготовил. Пристрелить его и застрелиться самому? Ничего себе месть! Это-то нас и уровняет окончательно! Черт! Какая все это мерзость! Знать, что эта мразь добилась своего, и не иметь возможности отомстить! Но и безнаказанным это оставлять нельзя!
Я повернулся к нему и сквозь зубы процедил...
— Тебе не жить! Я тебя все равно убью! При совместном дежурстве, на стрельбах, на операции — не знаю, как и когда, но это будет! Все будет сделано так, что максимум, в чем меня обвинят — неосторожное обращение с оружием. И только ты будешь знать, что это будет убийством, и что оно обязательно состоится. Ты будешь постоянно его ждать! Это станет твоим наваждением! Ты будешь видеть, как я его готовлю и как привожу в исполнение! И знать, что это неотвратимо! И знать, что это очень больно, гораздо больнее, чем было мне сегодня! И ничего не сможешь сделать и ничего предотвратить — тебе никто не поверит. То, что ты пережил в школе милиции, будет семечками по сравнению с адом, который я тебе устрою!
— Брось, Вадька! Ну, не так все для тебя страшно, как ты воспринимаешь! Подумаешь — трахнули! Скольких парней трахают — и ничего, живут. Забудь, и я даю тебе слово, что больше это не повториться.
— Ничего ты не понял! Ты умрешь не потому, что ты гей! А потому, что ты — выродок, посмевший насаждать гейство насилием! Ты — труп, и твердо помни об этом! — Я повернулся и вышел из спальни...
Выдержал он недолго — всего пару недель. За это время было несколько нервных срывов, закончившихся его откровенными истериками. Он шарахался от меня, как от прокаженного. Через неделю начал пить. Стал кидаться на окружающих. После нескольких серьезных нарушений был предупрежден, а потом и уволен из милиции. Уходил с явным облегчением, с надеждой на лучшее будущее, но что-то в нем окончательно сломалось, и подняться он уже так никогда и не смог...