небольшой рот — ее можно было бы принять за девчонку, если бы не вполне развитые формы. Она еще не сняла легкий кружевной лифчик, но он и так ничуть не скрывал темно-коричневые соски, набухшие от возбуждения. Груди были предметом ее особой гордости... размер 34С — просто выдающийся бюст при ее-то миниатюрной комплекции, и все же она обходилась без корсета. И никакой дряблости, несмотря на размер. Талия всего 21 дюйм, с изящным расширением до 33 в бедрах (34, если изредка побаловать себя десертом). Полупрозрачные белые трусики высокого кроя сзади казались просто узкой полоской, разделяющей ягодицы. Чтобы не нарушить элегантный абрис линии трусиков спереди, блестящие черные завитки лобковых волос приходилось подбривать. Темное пятно волос под тканью образовывало четкий треугольник, в острие которого курчаво-шелковистые завитки прилипли к влажным набухшим губам. Длинные, относительно ее роста, ноги... когда они стояли рядом, ее промежность оказывалась почти на той же высоте, что и у Джимми. Короче говоря, ее юный сын и представить себе не мог женщину прекрасней и желанней, чем собственная мать.
Лучше всего, пожалуй, просто принять это как должное — белье все равно ничего не скрывает и — будем вести себя естественно. Уже расстегнув застежку лифчика спереди, она неожиданно заметила, что задница Джимми конвульсивно подергивается, ритмично вдавливая его бедра в подстеленное полотенце. Вдруг она почувствовала себя стриптизершей на сцене, которой приходится выступать в частном клубе перед каким-то извращенцем. И тут ее, как говорится, понесло...
— Джимми! Какого черта ты там делаешь? Если мы оказались в такой ситуации, это вовсе не повод для того, чтобы шоркаться о полотенце! Да как ты смеешь — я ведь твоя мать, а не какая-нибудь дешевка из «Пентхауза»! Да-да, я говорю о тех самых журнальчиках, которые ты прячешь под кровать, когда не мастурбируешь! — Голова Джимми дернулась, будто она влепила ему пощечину. На глаза навернулись слезы. Она поняла, что явно перегнула палку... не стоило упоминать эти журналы. У нее же и в мыслях никогда не было говорить об этом! Это было его тайной, как у всякого мальчишки... Но, раз начав, она была уже не в силах остановиться. Похоже, в этом всплеске сконцентрировались все ее страхи, все накопившееся раздражение.
— А ну, ложись на спину! — Она толкнула его в плечо, и перепуганный Джимми, не в силах устоять под таким напором, покорно перевернулся. — Так я и знала. Тебе что, совсем нельзя доверять? Нет, вы только посмотрите на него — ты что, совсем не можешь себя контролировать? Извращенец! — В самом деле, его налившийся кровью член торчал, как палка. Темно-красная от прилившей крови, подрагивающая от возбуждения головка, блестящая капелька спермы — все было ясно без слов. И все же, глядя снизу вверх на свою рассвирепевшую мать, на ее больше ничем не стесненные груди, раскачивающиеся прямо перед глазами, Джимми немного пришел в себя, а лицо вдруг вспыхнуло от негодования...
— Ну да, мама, я виноват, что у меня встал... Я хотел помочь тебе, чтобы ты успокоилась — ну, когда нам дали эту идиотскую комнату — и вел себя, как будто все нормально. Но ты все смотрела и смотрела на мой член. Даже подглядывала, пока я был в душе. А теперь еще и перевернула меня — поближе, наверное, надо рассмотреть? Ну ладно, к черту — вот, пожалуйста! — он рывком выпятил таз вверх, прямо к ней, — только не думай, что если я немножко поглазел на самую красивую женщину в мире, то я уже извращенец! — Он опустил глаза и всхлипнул. — Прости меня за «Пентхаузы». Иногда я просто не могу удержаться, мне так хочется... ну, подрочить. Я больше не буду.
Ей будто плеснули в лицо холодной водой. Опустившись на колени у кровати, она ласково погладила его волосы. — Джимми, прости меня, пожалуйста. Очень прошу тебя, прости. Ну конечно, ты
