квадратик остался свободен и на нем можно было только стоять.
— Постоишь и подумаешь, раб, над своим поведением. Заснешь, упадешь на шипы, присядешь, задницу всю снесешь себе, шаг сделаешь, ногу пропорешь. Так что стой и не шелохайся, прощай, счастливо тебе провести время. Джонс вышел, коротко хохотнув. А у Майка даже ненависти уже не осталось, он думал только об одном — как продержаться и сколько продлятся его муки в этой комнате натыканной острыми, словно клинки, шипами.
Прошло небольшое количество времени, а бедному пленнику казалось, что прошла вечность, он не смел двинуться, видя поблескивающие от света тусклой лампы острые шипы, грозящие ему страшной смертью. Прошел примерно час, и неожиданно к пленнику пришло озарение, он зажмурился и упал на встречу смерти. Боль жуткая и сокрушительная пронзила его всего, но вопреки ожиданиям она не прошла, а нарастала все сильнее.
— Такого не может быть, — взвыл Майк!
Он неожиданно понял, что не умер, а боль от многочисленных шипов, пронзивших тело, не давала ему забыть, о том, что он жив ни на секунду.
— Пощадите! — хрипел, несостоявшийся мертвец, — Сжальтесь, молю!
Но никто не слышал его стонов и хрипов, никто не пришел
