Где-то всё-таки есть что-то высшее. Она как услышала мои мысли и приехала — с двумя своими кошками, огромной горой вещей, самоваром. Я сдёрнул Машу с импровизированных аэросаней, Спиридон всё-таки Левша из Верхнего, закружил, перемещаясь вместе с миром вокруг неё. Она хохотала, придерживала шапку на голове и требовала поставить на землю. А потом пошли поцелуи с Вовичем, Ириной, Викторией, новой девочкой. И всё это так искренне радостно, чисто, то внутри завозился червячок — зачем я с Викторией ещё не раз? Ну, один раз, не вытерпел, а второй, третий — уже система. Думать надо!
Она мыла полы. Стоя босиком на полу, она тёрла тряпкой пол, наклонившись, отчего её попка сладко оттопыривалась в халатике, лишь подвязанном пояском. Когда наклон был ещё круче, то сладким сердечком выглядывала выбритая киска, ударяя по глазам. Это и было тем первым, что увидел я, толкнув дверь в комнату. Вика ойкнула, присела, повернулась к двери. Увидев, что я замер на пороге, улыбнулась радостно, подскочила, мало заботясь, что её груди торчали в проёме отворотов, разъехавшихся в стороны.
— Пришёл? — Она вытерла руки о полотенце у рукомойника, обняла меня, обдавая жаром разгорячённого тела. Этот жар, скользнув по моим губам, ударил по ледяной стенке, выстроенной мною при подходе к дверям их избы. Елизавета и Вович с Ириной убыли в Сучку за чем-то таким, о чём я и забыл, увидев такую картину перед глазами. — Соскучился или... ?
— А ты как думаешь? — Член распухал как у коня производителя, а руки уже прижимали грудки, наслаждаясь их теплом и упругостью. — Как скажешь, так и будет.
— Тогда держись. — Она улыбнулась, потянула за брючный ремень. А я и не против.
— Прямо тут? — Чертовка, быстро справилась с ремнём!
— А есть противопоказания? — Лукаво спросила она, доставая член из плена трусов.
— Нет. И очень даже нет. — Рубашка, майка, свитер слетели с тела сами. Халатик я не тронул, получая удовольствие от путешествий моих рук по её телу под ним.
— Да?
Это был разумный единственный диалог в последовавшие полчаса. Прижатая к стенке, она стонала, цепляясь в мои волосы. А я, удерживая её на небольшом комодике, пристроившимся у входа, драл, входя в неё с размаха. Потому что она так попросила. «С размаху, с силой, так чтобы внутри захолодело!». Так и сказала. Головка тыкаясь в узкие ворота сначала тормозился, но потом она растянула ноги в сторону и член нырял уже без задержек. Чуть потное тело немного скользило в руках, запах её тела смешивался с запахом моего тела, волосы путались, закрывая лицо. Она, всхлипывая при каждом проникновении, требовала ещё и ещё, подталкивала пятками меня в спину. Чувствуя наступления момента, когда я исполню свой долг мужчины и вброшу в неё миллионы и миллионы себя, я прижал её бурлящее страстью тело к стенке, ощущая, как ласково покусывается мне грудь, выжигая на ней витиеватый узор страсти. Мы кончили одновременно. Почувствовав в себе пульсацию члена, она вытянулась, затряслась, рванулась с криком вперёд. Сквозь пелену оргазма я различил только одно слово, рвавшееся из неё — «дай». Утихнув, мы не меняли позу ещё несколько минут. Я, потому что наслаждался этим ощущением послушности женского тела, пустоты внутри себя, а она не отпускала меня, очевидно, боясь упасть с комода, на котором удерживалась только одной половинкой попки.
Не стесняясь меня, она подмылась, вызывая у меня некоторое оцепенение внутри. Это она специально так откровенно, чтобы оттолкнуть, или просто так дразнит? Но ответа на это, наверно, я никогда не получу, так как она, как ни в чём не бывало, бросилась накрывать на стол. Сидя на табуретке, расслабленный я смотрел, как она бегает с тарелками и думал, что всё-таки мы такие разные! Мужчина и женщина, я имею в виду. Мужчине после секса нужно отдохнуть, женщина же может и отдыхать, а может и скакать, как вот сейчас, например.
Второй раз я напал на неё в сарае. Да, именно
