Юрик с Катей высасывали друг друга мягкими жестокими ртами:
— Ааа...
— Ууу...
Это было приятно до визга: тонуть в губах, сладких, как заварной крем, захлебываться влагой, влипать языком в язык и таять в нем, как в молоке...
— Ууу...
— Ооо... Слушай, шмотки долой... Хочу твой бьюст.
— Ааа... Юр, может, не надо?
— Надо.
— Юр... Я все ж таки невеста. Это ничего так, а? — бормотала красавица Катя, стягивая с себя блузку.
Она была счастливой хозяйкой чудо-грудей. Провисшие от спелости, крепкие, тугие, как помело*, они выросли у нее милостью матери-природы, без гормонов и упражнений, и числились где-то между пятым и шестым размером. Каждая из них была чуть меньше Катиной головы. Свои лифчики Катя называла «гамаками»:
— Вот растянешь мне гамак — в чем буду мужа любить?
_________________________
*Такой цитрусовый фрукт, похожий на огромный апельсин. — прим. авт.
— Ыыыы, — гудел Юрик, добывая сосок, тугой и горячий, как маленький вулкан. — Тебе, толстухе, как ни растягивай — все малы будут.
— Я толстуха? Слушай, не обнаглел, а?
— А ты типа не балдеешь?
— Я? Аааа... оооу... делай, что хочешь. — Катя обреченно откинулась на спинку дивана. Юрик тут же стянул с нее «гамак», а потом и все остальное.
Он дразнился: Катя, хоть и была «пышкой» от природы, но гибкой, спортивной и совсем не толстой. Недавно она была в свадебном салоне и, узнав свои объемы, так впечатлилась, что заказала себе новый мобильный номер: 93—63—116.
— Зарубка на память: «размеры меня перед свадьбой» — говорила она.
Юрик был ее лучшим другом.
Свои отношения они не афишировали, зная, что никто их не поймет. Юрик, как мог, старался быть невидимкой для многочисленных Катиных парней и девушек, которых та меняла чаще, чем «гамаки», а Катя старалась не показываться на глаза его подружкам.
Они с Юриком через многое прошли и знали друг о друге, в общем-то, все, или почти все. Юрику приходилось мазать мирамистином Катину пизду, порванную насильником, подрываться к ней ночью и отпаивать ее, опухшую от слез, бромом и валерьянкой; Кате приходилось давать ему уроки поцелуя перед ответственным свиданием (с тех пор они и полюбили это дело) и выстаивать очереди к начальству, чтобы просить за Юрика — лодыря и раздолбая. Катин бюст делал чудеса; к тому же пышка Катя была прелесть как хороша и талантлива, и при желании добивалась всего, что только не упиралось в начальственные постели.
Они никогда не занимались любовью. Со стороны это было сложно понять, но для них все было естественно, так, как им хотелось, и они не думали, что и почему.
До первой встречи они год общались по интернету. Была пора первых романов, и виртуальный друг, с которым можно поделиться самым-самым, оказался как нельзя кстати. Потом было много новых мальчиков и девочек. Наверно, поэтому Юрик с Катей не пытались «крутить любовь»: кто-нибудь из них всегда был «занят».
Очень скоро они поняли, что у них не получается дружить одними только словами, без прикосновений и ласк.
— Наверно, потому и говорят, что не бывает дружбы между мужчиной и женщиной, — говорил ей тогда Юрик.
— Ты что, очень хочешь меня... ну... — запиналась Катя.
— Трахнуть? Нет, не хочу. Но зато очень хочу вот так... — Юрик обнимал Катю и тыкался ей в волосы, пахнущие сладкими духами.
Они обнимались и гладили друг друга, стесняясь больше, чем в первых своих постелях. Потом Катя на правах опытной гетеры учила Юрика целоваться, и Юрик, обалдевший от ее лизучего язычка, бормотал ей всякие глупости. Назавтра они уже лизались без оглядки, как счастливые котята. Оказалось, что мужчине с женщиной нельзя без ласк, если они нравятся друг другу, как бы это не называлось.
В тот же день Юрик сказал Кате, что не сможет жить, если не увидит ее без одежды. Катя ответила, что хотела сказать Юрику то же самое, но стеснялась. Раздевшись, они обцеловали друг дружку с ног до головы, а потом легли голышом и шесть часов
