Дыханье мое участилось и задрожало в такт телу. Напор изнутри отмел робость и дал рукам абсолютную свободу. Я будто вырвался из клетки, и руки оказались внизу у Аленки под платьем. Она дышит мне в ответ — тепло, прерывисто, нежно, как легкий шум весеннего ветерка. Обвила меня ручками, словно сплела сеть, и я знаю, что запутался в ней окончательно. Отрываю губы от ее шейки и смотрю вниз. Голые ноги — самое опасное место у девушки — приоткрылись, наполняя меня желанием, а Аленку — стыдом. Пальцы уже нащупали ее трусики. Я краем глаза вижу, как краснота окатила изумительно красивое личико. Глаза Аленки закрыты, она сама же — открыта и доступна. Для меня.
— Ну не надо, Владик... — шепчет она, но сама сомневается, что эта просьба стыдящейся первого секса девчонки — ее. Я же не могу себя выключить. Мы одни, на диване в ее квартирке, и мир вокруг исчез, оставив нам кайф от шанса быть вместе. Никто не мешает нашим желаниям — моему — дойти до конца, а ее — принять меня. Опять вид ее открывшейся от сброшенной бретельки платья голой груди и стройных до умопомрачения ножек сдавил во мне какую-то пружину, которая вот-вот выскочит. Внизу все затвердело — как обычно, когда Аленка рядом, наедине, и когда не пускает меня дальше. Я целую ее грудь, обводя языком коричневатый сосок — упругий и острый как маленькая скала. Это она позволяла мне делать и раньше, но непослушные для ее просьбы пальцы тянут трусики вниз. Трусики красного цвета, в каких-то журнальных тестах написано, что женщина в них ищет близости. Я хочу снять их и увидеть, наконец, ее голое лоно. Я никогда не касался ее там...
— Влад, ну я сказала — нет, — уже настойчиво повторила Аленка. Ее ручки расплели сеть, в которой я барахтался секунды назад, и отталкивают меня. Все как всегда. Она снова показала мне «стоп». Пограничная точка — снятые трусики, и новая территория — оголенная промежность Аленки, опять не преодолены мною. О сексе с ней я вообще молчу. Хотя признаться, именно на него и рассчитывал.
— Ну почему? — никаких других слов мое «Я» не в состоянии сказать. Тупой вопрос, заданный девушке, у которой есть свои принципы. Тупой, потому что ответ на него известен. Я снова разбит, отвергнут, и взгляд, скользящий по закрывающейся платьем груди и ногам Аленки, подтверждает приговор — сегодня снова ничего не произойдет. Она поправляет платье, распущенными волосами закрыв свои синие глаза. Член в брюках разочарованно ослабевал.
И все же я люблю ее. Как никого на свете. Давно, еще с пятого класса, я рос и взрослел с этой любовью. Я закрывал перед сном глаза и звал ее образ к себе. Как фея из детской сказки, она помогала мне уснуть и проснуться, чтобы снова увидеть ее в школе. Я был терпелив, и следил, как косички сменили длинные роскошные волосы, а на туфельках выросли каблуки и выросли ее ножки, на которые уже засматривались пацаны со двора. Да чего там говорить, взрослые мужики притормаживали свои тачки, когда она шла по улице. Может даже цеплялись, о чем она, зная меня, не хотела признаваться. Даже в техникум я поступил в тот же, что и она. Поначалу был ей другом, ухаживал, охраняя ее девичью свободу. Цель достигается, когда ты этой цели достоин, так говорил мой папа. И уже полгода, как мы с Аленкой встречаемся. Она ответила взаимностью, во всяком случае, душевной. Я был счастлив. Но очень хотел большего. У меня еще не было секса, хотя большинство пацанов со двора и техникума с кем-то успели переспать, а кто-то делал это регулярно. Меня постоянно цепляло слушать их «подвиги», когда вечером собиралась пацанячья тусня во дворе. Девчонкам я нравился, и не будь в моей жизни Алены, уже нашлась бы какая-то — симпатичная и уступчивая. Другая.
Но другой мне не было нужно.
— Ну почему?
— Не готова я, Владик... Пока не готова.
Она держала мою руку в своей, заглядывая мне в глаза, читала в них обиду и улыбалась, будто в насмешку, над мужским разочарованьем.
