Эта странная история случилась в середине прошлого века.
Когда из Нежина выгнали нацистов, в подвалах гестапо нашли девочку-комсомолку, полумертвую от пыток.
Левая кисть ее была сожжена в пепел, на ногах не было ни одного ногтя, в колени были вбиты длинные гвозди, и это только малая часть того, что с ней сделали. Но органы были в порядке, а лицо и вовсе не пострадало. Видно, наши поспели вовремя.
Ее звали Олей. Несколько месяцев она провела в госпитале, где ее выхаживал молодой врач по имени Роман. Она держалась стойко, перенесла несколько операций, заново училась ходить, и Роман водил ее на танцы, чтобы учение шло быстрей.
Оля была очень хороша собой. То, что ей довелось пережить, влило в ее взгляд особую, пронзительную серьезность, будто она жила на земле уже тысячи лет, хоть и имела вид молодой девушки. Родителей ее убили, друзей-комсомольцев тоже. Кроме Романа, у нее никого не было.
Разумеется, он был влюблен в нее. Оля бредила театром и заразила Романа своей страстью. По ночам они вдвоем декламировали в лицах «Лісову пісню"* и «Ревизора».
_____________________________
*Драма-феерия Леси Украинки. — прим. авт.
За романом Романа наблюдал весь госпиталь. В ночь, когда должно было произойти нечто серьезное, из Олиной палаты выгнали (ну, или «перевели», если выражаться деликатно) двух других пациенток, и потом медсестры столпились у порога и слушали за дверью Олины стоны, закатывая глаза друг перед дружкой. Потом донесся крик Романа:
— Что, тебя там... и это тоже?
Они расписались, как только Оля заново научилась ходить и стоять.
Война кончилась, Оля доучилась в школе и вместе с Романом отправилась покорять столицу.
Они поступили в киевский театральный. Оля двигалась с трудом, на руке у нее был протез, — но она была красива, талантлива, к тому же у нее был орден Отечественной Войны. Роман неожиданно для всех оказался прирожденным комиком.
Карьера их развивалась как нельзя лучше. После института Оля сразу оказалась в эпицентре театральной жизни. Романа, который окончательно оставил медицину, тоже приняли в труппу, хоть и на вторые роли. Олиными партнерами по сцене всегда оказывались другие актеры, прожженные герои-любовники, но это никак не влияло на прочность их с Романом семьи.
У них было двое детей. Олины ноги почти не давали о себе знать, и со стороны невозможно было поверить, что она заново училась ходить. Ее мечта сбылась: Оля стала блистательной Ольгой Николаевной, примой столичного театра.
***
В 1954 году их труппа с триумфальным успехом гастролировала в ГДР.
Обычно из Союза не выпускали более одного члена семьи, отдавая приоритет мужчинам, но для орденоносной Ольги Николаевны сделали исключение. (Впрочем, их дети все равно оставались в Киеве, на попечении у друзей-актеров.)
Это был первый их выезд за границу. Новые города и новая речь, успех, бурная (насколько это было возможно для них, советских актеров) светская жизнь увлекли, закружили Ольгу Николаевну, и ее щеки алели без всяких румян. Фотографии Schöne Оlg`и не сходили со страниц газет и журналов, поклонники забрасывали ее цветами, целовали ей руки, требовали автографы, бормоча что-то на языке, который когда-то был ненавистным, а теперь стал языком новых встреч и впечатлений. Германия оказалась яркой, завлекательной, блещущей огнями театров, ресторанов, отелей и фар.
Среди многих поклонников Ольги Николаевны выделялся один, рыжеволосый, спортивного вида, неизменно элегантный и обаятельный. Его представили как сотрудника советской миссии в Берлине, члена компартии. Он неплохо говорил по-русски.
При его появлении Ольга Николаевна превращалась, как по волшебству, из нежной Мавки* в порочную маркизу де Мертей**: загадочно улыбалась, гнулась пантерой и хохотала холодным театральным смехом-колокольчиком, избегая взглядов мужа.
________________________
*Героиня «Лісової пісні» Леси Украинки. — прим.
