фантазиях все легко решалось правильным освещением; первая мысль как раз была про студийный свет, этакое жесткое кьяроскуро — ... с кем-нибудь в этих кругах познакомится, подбросить идею рискованной фотосессии... но для таких интриг надо быть не мной. Кроме этого, в голову лезла идея бассейна. Уж вовсе нелепо: под водой через что-то надо дышать. Я смирилась было, что мне остается только мечтать и смотреть картинки, но месяц назад вдруг нашла простой ответ. Этим можно заняться в обычном купейном вагоне. Совсем несложно. Главное — всю дорогу не поднимать глаза.
Дальше был длинный пост на укромном форуме; набирая его, я крупно тряслась. Затем, получив пятнадцать ответов в личные, долго мучилась, подбирая слова для отказов. Собственно в выборе я ни минуты не колебалась.
Вот под присмотром Татьяны я застилаю полки. Мы уже едем; Марго и Лисичка стоят у окна в коридоре. Я неловка и неаккуратна, у меня колотится сердце, когда я берусь за полку над моей. На опасном окне опущено жалюзи. Татьяна за мной расправляет, разглаживает; я отворачиваюсь. Разувшись, лезу с ногами на незастеленную полку напротив моей, прячу лицо в коленях. Татьяна впускает Марго и Лисичку обратно.
— А четвертую? — привередливо говорит Лисичка.
— Ты же хочешь лечь с Юлей.
От Татьяниного уютного тона я вздрагиваю.
— Хочу, ну и что? Непорядок.
А еще хочешь меня подисциплинировать. Такие простые желания, если сравнить с моими. Ну да я все равно уступила и не жалею.
— Будет тебе порядок, — говорит Марго.
Когда мы уже обсуждали по почте планы, я спохватилась, что не знаю точную высоту верхних полок. В какой-то момент я думала, что все пропало. В интернете выяснилось, что 145 сантиметров, идеально для нас — вот только в плацкартном вагоне. В купе полки выше. Заметно выше. А ведь это решало все. Я опять начала сумбурно выдумывать — просила совета, что можно такое поставить на пол, чтобы быть повыше и не ютиться при этом на узком возвышении — в планах тогда уже было нечто добавочное для Лисички. «Глупышка, мы свесим вниз край перины, и все дела», — написала Татьяна. Я мастурбировала на эту фразу. На это «мы».
Вот я лежу лицом к стенке; на мне моя серая ночная сорочка, в которую я переодевалась под простыней, пока женщины без лиц, стоя в проходе, спускали с полки надо мной этот самый край — увлеченно, как в примерочной. Теперь Лисичка сидит за столиком, и я уютно касаюсь ступнями ее спины. Марго и Татьяна на незастеленной полке напротив. Они снова беседуют; меня снова как бы нет. Стучат колеса, у меня сонно в голове; приятно думать, что купе заперто, а в затемненном окне впустую расходуются деревья, столбы, огоньки. Если я начну представлять, что просто еду с малознакомыми людьми в Питер, то совсем, наверно, усну. Марго что-то рассказывает о своем бывшем муже. Потом о нынешнем. Потом мы где-то останавливаемся, и все три лезут наверх — Лисичка мимо меня, Марго и Татьяна напротив. В этом есть смысл. Лисичка, пока взбирается, успевает качнуться и тронуть босой ступней мое ухо. И гасит свет.
Мы трогаемся. В темноте долго, очень долго ничего не происходит, но сон улетучивается. Я слушаю. По жалюзи пробегают бледные световые полосы. Подо мной стук колес, надо мной — ничего, кроме женского дыхания. Им не на что решаться, они ждут. Ждут, чтобы я заснула? Или чтобы занервничала?
Последнее удается. В детстве боишься своих комнатных чудовищ, даже зная, что сама их выдумала. То, что я в темноте навоображала позже, будучи подростком, теперь рядом со мной и реально. И молчит. У меня много быстрых пугливых мыслей — я не совсем представляю, что и как надо будет делать, у меня никогда не было секса с девушкой (этой вехи, необязательной, бесполезной, но вехи, как прыжок с парашютом или случайно попасть в телевизор), у меня вообще было мало секса, может быть, не стоило мне разбалтывать... Но все это лишь подвывание мелких волчат холодному ветру.
