Отец подхватил мать под руки, вытащил из-за стола. — Вы что? Забыли как? Пионерский закон?
— Тогда мальчики направо, девочки налево! — Это уже мать из комнаты, забежав туда. С собой надо что-то взять. Всегда на пляж шли с какой-то сумкой, пакетом, авоськой с чем-то. — Я сейчас.
— А у меня плавок нет. — Я посмотрел на стоящих мужчин, которые вели какую-то малопонятную мне игру, пряча улыбки. — Я не взял.
— А и не надо. — Эллада наклонилась, поцеловала меня в щёку. — Купание раздельное, без одежды.
— Без одежды? — Я просто переспросил, так как в голове моей это не укладывалось. Вот так вот просто? Об этом? Что будут купаться голыми? Пусть даже и раздельно, то есть в разных местах?
— Подъём! — Мать выскочила из комнаты. Ага, так и есть, на плече сумка. — Полотенца взяла, крем взяла.
— А у меня всё уже готово. — Эллада потянула сумку из-за двери. — Пошли?
Тропка вывела нас к полузаросшему проходу под железнодорожной насыпью, за которой, неожиданно для меня, открывалась бухточка, прикрытая от внешних взоров высокой бетонной стенкой, поддерживающей остаток от горки, между которой и проскальзывала нитка железной дороги.
— Купаться! — Женщины завернули за угол скального ребра горки. — А мальчики в другую сторону!
— Ага. Самое наше лучшее детям! — Крикнул им вдогонку Коста. А потом нам. — Ну, что ж, пошли. Там немного гальки, а песок у них.
Место было просто восхитительным. Море было чистым, валуны, лежавшие на дне, только-только стали обрастать мохом, отчего вокруг них еще не было такого количества рыбешек и прочего придонного народца. Мы сбросили одежду, ухнулись в воду. В ответ на наши «ух!» послышался радостный женский взвизг. Они тоже упали в воду. Я пару раз нырнул, достал дно, и довольный собой, лёг на спину. Хорошо! Отец с Костой о чём-то поговорили, а потом с заговорщицким видом поплыли на противоположную часть бухточки, где виднелись головы женщин. Я хихикнул. Мы тоже в пионерском лагере пугали девчонок, выскакивая из глубины, фырча и рыча, как морские животные. Девчонки орали, пищали, плескались на нас, а мы удирали, под укоряющие крики вожатой или вожатого. Но тут взрослые дядьки и тётьки. И вот тут он ожил. От одной картинки, на которой они все голые плещут друг на друга водой, стоя по пояс в воде, вызывал такой прилив энергии, что Максим вскочил, а не напрягся как обычно. Я бросил взгляд по сторонам и, не заметив никого, поплыл к берегу. Надо было найти место, чтобы выпустить давившую на меня сперму. Прикрывая стоящий член, я поковылял в кусты. Для меня находиться в воде голым более естественно, чем на суше. Я забрался в кусты ежевики, устроился на камне, обхватил Максима понежнее. Мне хотелось уже другого, более нежного, чем моя проверенная твёрдая рука. Но, как говорил мой отец, за неимением гербовой, пишем на простой. Хруст приковал меня на месте. Кто-то крался за стенкой ежевики.
— Ой. — Голос какой-то знакомый.
— Укололась? — Это отец.
— Нет, просто неудобно на камешек наступила. — Это мать. Я замер. Мне вновь повезло? Максим ответил пульсацией в такт биения моего сердца.
— А Андрей? — А это кто?
— Купается как тюлень. Ему в воде лучше, чем на суше, похоже. — Это Коста.
— Не заметит? — Да, это Эллада!
— Если мы тут быстро, то нет. — Отец хохотнул, послышалось чьё-то мычание. Словно взяли в рот конфету, говорить не могут, а хотят.
— Тогда не отвлекаемся! — Голос Косты неожиданно прозвучал над самым моим ухом. Я вздрогнул. Попался! Но нет, дальше пошло совершенно другое, заставившее меня пересмотреть многое в этой жизни. В особенности отношения мужчины и женщины.
— Тогда садись. — Мать не сказала, проворковала.
— А я хочу стоя. — Что Коста хочет стоя? Я вытянул голову в бок и замер.
Отец лежал на земле, заложив руку за голову, а Эллада, придерживая волосы, левой рукой, правой держала его за член, практически полностью исчезнувший в её рту. Коста стоял рядом,
