прочь, во тьму, туда, где его ждало удовлетворение голода и покой, хотя бы на некоторое время. Связь с нею он ощущал даже спиной. Теперь его разум контролировал ее чувства, он напевал ей божественную мелодию страсти, любви, блаженного воссоединения самца и самки, какую поют все живые твари, желающие избавиться от своего одиночества. Так поют инстинкты давно позабытые человеком.
Ник долго вел ее за собой по ночному городу, наслаждаясь его торжественной красотой, своей властью и томительным предвкушением, от которого кровь по венам бежала быстрее, все мышцы приходили в тонус и щеки горячо пылали на ветру. Наконец случай вывел его к арке, ведущей в один из дворов-колодцев, какими славится северная столица. Там он нырнул под тень деревьев, нависающих над покосившейся скамьей, и замер, прислонившись спиной к старому клену и позвав ее в последний раз. Место как нельзя лучше подходило для кровавого пира: ни одного фонаря в поле зрения, темные глазницы окон пустующего здания, заброшенная детская площадка со ржавыми, протяжно поскрипывающими качелями, заблудившийся ветер гоняет по разбитому асфальту обрывки мусора. Вскоре совсем близко послышались ее мягкие шаги, почти беззвучные благодаря удобной спортивной обуви. Призыв, приведший ее сюда, неожиданно стих, и она изумленно оглядывалась по сторонам, не понимая, зачем сюда пришла.
— Ты искала меня, — ответил на мучивший ее вопрос Ник.
— Вас? Кто Вы? Я что-то ничего не понимаю...
— Это я тебя звал.
— Зачем?
Ник выступил из тени и предстал перед девушкой во всем своем эффектном облике столичного денди: короткое легкое распахнутое пальто-шинель из тонкой мягкой шерсти; белоснежная рубашка по фигуре; узкий черный галстук; великолепно сидящие кожаные брюки на ремне с увесистой пряжкой; невысокие сапоги с широким голенищем в стиле милитари; отпущенные до плеч густые волосы светлыми локонами развеваются по ветру и беспорядочно ниспадают на картинно красивое лицо. Он прочел в ее глазах, какое впечатление на нее произвел. Девчонка явно была из впечатлительных ветреных дурочек, с первого взгляда западающих на эффектных пижонов вроде него. Его близость ее взволновала, и он не без удовольствия втянул носом тонкий аромат ее возбуждения и трепета. Ее личико оказалось не менее привлекательным, чем ее точеная фигурка: огромные миндалевидные восточные глаза, бархатисто-черные, блестящие; небольшой прямой носик; красивый овал лица с заостренным подбородком; небольшой аккуратный рот с фигурно очерченными губками. На ухоженной золотисто-смуглой коже ни грамма косметики. Да она ей и не требовалась. Ростом она едва дотягивала ему до плеча, и вообще относилась к тому типажу миниатюрных кокетливых модниц, каких мужчины любят носить на руках. Странно, как такая красотка до сих пор умудрялась сохранять невинность. Неужто ей была присуща неподдельная добродетель? Ник разглядывал ее не без удовольствия. Даже немного жаль стало такой красоты, но десятки лет убийств превратили его в монстра, не способного к эмпатии, поэтому жалость и симпатия быстро улетучились, когда живот свело от голода из-за такого близкого и желанного запаха свежей крови. Он нетерпеливо закусил нижнюю губу.
— Чтобы убить тебя, — ответил он после затянувшейся паузы и одарил ее улыбкой, холодной как сама смерть. Он сделал к ней шаг. Она ошарашенно попятилась, но в какие-то доли секунды хищник налетел на нее, как взбесившийся ураган, и сжал в удушающих объятьях, зубами нацелившись точно на пульсирующую на шее артерию.
С ним редко когда такое происходило, но вообще-то в какой-то момент он выпустил ситуацию из-под контроля и позволил себе расслабиться. Столько раз он успешно и совершенно беспрепятственно совершал это упоительное действо — убийство ради насыщения, что, видимо, позволил себе потерять бдительность. Да и стоило ли ожидать сопротивления от щупленькой,