рассмеялась на это и сказала, что все гораздо хуже, — но разрешила приехать. Полный самых страшных предчувствий, я поехал к ней.
Она встретила меня в халате. Я, увидев ее, прижал ее к себе, чуть не плача, и спросил ее о том, что мучало меня: у нее — какая-то неизлечимая болезнь? Она умрет? Саша замахала руками, и у меня немного отлегло от сердца. Она сказала, что сейчас я все сам увижу: она поклялась не раздеваться ни перед кем и никогда, но — так полюбила меня и так доверяет мне, что решилась.
Попросила закрыть глаза. Я зажмурился, содрогаясь от холодка в сердце; зашуршал халат... Когда я открыл глаза — вскрикнул, не веря тому, что вижу. Сашенька стояла передо мной совершенно голая, и там, где у женщин бывает Это, у нее торчал вверх здоровенный эрегированный член с яйцами.
Выражение Сашиного лица было невозможно описать, да и моего тоже. Я, заикаясь, спросил: ты что — мужчина? Этого не могло быть — ведь Сашенька так женственна, я нутром ощущал ее женственность, пил ее, как нектар... Она грустно сказала, что она не мужчина и не женщина, а и то и другое вместе: гермафродит. Ей было очень стыдно говорить это. Только тогда я заметил под мошонкой заветные складочки...
Робко протянув руку — «можно потрогать?» — я дотронулся до Сашиного хозяйства и стал щупать ее под яйцами. Раздвинул складочки, нащупал бутончик... Там все было вполне правильно и Очень Мокро. Сашенька задергалась, когда я щупал ее, задышала чаще, застонала... Личико ее было грустно-вопросительным, глаза блестели, щеки горели, как маки.
«А его? Можно потрогать?» — и я дотронулся до члена. Саша кивнула, и я, удерживая руку в хлюпающей пизде, другой рукой обхватил ее яички, погладил их, помял... Саша откровенно застонала — и я, опустившись на колени, лизнул ее член — раз, другой, третий, лаская при этом ее клитор и мошонку. Стоны усилились втрое; Боже, шептала Саша, — Боже, как приятно... Как стыдно и как приятно... На глазах ее блестели слезы.
Я взял член в рот и стал делать так, как нравилось мне самому: лизать головку, как мороженное, нежно обволакивая ее сверху донизу. Сашенька дернулась, закричала... а я продолжал этот минет, первый в своей жизни, хлюпал рукой в ее пизде и поглаживал яички. Она извивалась, хрипела и шептала: «нет... нет... не надо... Андрюш... ааааааааааааа!!!...
Колени ее вдруг подогнулись, и она вцепилась мне в волосы... Меня облили сразу два фонтана: один из них, горько-соленый, наполнил мне рот, заставив закашляться; другой залил ладонь, стекая сквозь пальцы по руке...
Когда Саша, пристыженная, пунцовая и потрясенная, лежала на кровати, а я гладил ее по всему телу и любовался на ее двойное хозяйство — только тогда я ПОНЯЛ и осмыслил, какой подарок преподнесла мне любовь, какие возможности открываются перед нами — и впервые в жизни засмеялася от счастья. Саша спросила: чего ты смеешься? — и я ответил ей: «Сашенька, Сашулечка!... Ты боялась показать мне... но ведь ты — самая счастливая из женщин! То, что у тебя есть — это счастье; мы утопим тебя в таком блаженстве, какое никогда не снилось никакой женщине!...
Сашенька наконец поняла, что я не разочарован, а совсем наоборот — счастлив, что она оказалась таким необычным созданием, — и прижалась ко мне, заплакав от избытка чувств. «Я думала, что никогда не смогу раздеться, никогда... это самое... Ты... правда меня любишь такой, какой я есть?» И я снова и снова говорил это, лаская Сашину грудь.
Между тем я остался неудовлетворенным, я даже не успел раздеться, — а возбуждение требовало выхода. Я спросил Сашу:
— Ты хочешь, чтобы я сделал тебя женщиной? Хочешь настоящего секса?
Саша помолчала, а потом сказала:
— Это моя мечта. Я думала — несбыточная. Но... раз так... давай попробуем? — И доверчиво раздвинула ноги, спросив: — Будет очень больно?
Я пощупал с видом эксперта ее пизду, убедился, что она мокрая, хоть выкручивай, и уверенно сказал:
— Вообще не будет больно. Будет только
