возбуждения и растущих в паху волос, удивленно покачивала головой и, почему-то, начинала вздыхать. Ее лицо, при этом, принимало задумчивый и мечтательный вид. Видимо, она вспоминала, что-то свое.
— Вить! А, Вить! Ты отвернись пока, — попросила она.
Да, пусть проходит. Витька неохотно отвернулся. И, в тот же миг к его спине прижалось горячей женское тело, а шершавые руки жадно, и крепко, сжали его торчащий член.
— Ты, только, никому не говори Витя. Пойдем-ка со мной. Ты только молчи, Витенька. Увлекая его, за собой в кусты, жарко шептала женщина. Прижимая его к себе, она мягко опрокинулась на спину, и Витька оказался лежащим на ней в развале между ее толстыми ляжками. Еще не успев ничего понять, он почувствовал под собой, мягкую упругость ее большого сытого тела и вспыхнул от стыда и желания, когда она заправила его член в себя.
Едва оказавшись в ней, он моментально кончил, выплеснув горячую сперму и дрожа от желания, прижался к ее большому мягкому телу.
— Это ничего, милый. Это не страшно, — бормотала она. Вытащив из себя увядший член, она начала его умело дрочить. Первые мгновения, Витька не знал, куда деваться от стыда, но ее умелые ласки, а главное, близость соблазнительного женского тела, сделали свое, его член ожил и уже не падал до самого конца, пока Анна не насладилась близостью с ним. Молодая женщина изнемогала под ним, издавая громкие звуки, когда распалившийся Витька, не жалея члена, принялся безжалостно дрючить ее.
Обед давно завершился. Бабы кричали, и звали их, а она все не отпускала Витьку. На следующий день они беззлобно подшучивали над смущенной, но довольной Анютой и, с любопытством поглядывали на Витьку. Он стеснялся этого внимания и, работая, старался держаться от баб подальше, пока его в лесочке, где он лакомился земляникой, не припутала Варя.
Все, повторилось. Хотя в этот раз он уже немного знал, что делать с женщиной и меньше стеснялся при этом. Он понял, что бабы любопытничают не просто так. Они увидели, что он стал мужиком, — равным им. Что он, если захочет, может разложить на сене любую, которая понравится ему.
На сенокосе он по-мужски и уже по иному перезнакомился с ними. Его отношение к ним полностью изменилось. Они стали ему ближе, почти родными. Ведь эти женщины принадлежали ему. Он мог, если бы захотел, обладать любой из них. А они могли рассчитывать на его помощь. Они тоже знали это.
С этой поры, Витька только и знал, что днем работал до изнеможения. А ночью, шастал по дворам, прокрадываясь в темноте к очередной бабе, приманившей его едой, крепким самогоном, соблазнительной, налитой грудью, да толстой задницей.
Плохо только, что почти все они, были ровесницами его матери, а некоторые, даже старше ее. Да, что делать, — плохо здоровой женщине без мужской ласки. Вот и пришлось им, отбросив стыд, заигрывать с ним — подростком, потом ложиться под него. Благо темная ночь скрывает, как стыдливо при этом пылают их лица.
Даже председательша, красивая Дарья Дмитриевна, однажды не выдержала и, заманив Витьку, здорово его, застращав, после этого сама легла под него. Чудно тогда ему было. Витька не мог поверить, что это она, строгая и красивая женщина, которую он всегда уважал, и очень боялся, лежит под ним и по-бабьи постанывает, быстро качая его на широких бедрах. Ох, и старался же он тогда, чтобы угодить грозной председательше, как следует ублажить ее. Аж, мокрый был весь, пот ручьем по спине бежал. Любя баб, Витька обожал сосать им титьки. Крепился он тогда, крепился, и, не выдержав, взял в губы большой сосок и давай насасывать ее большую титьку. Ах, как сладко ему было. А Дарья Дмитриевна, так даже сорочку тогда сняла, чтобы она не мешала ему, и давай еще громче стонать и Витьку бедрами подбрасывать. Ляжками от страстности чуть не задавила. Сильная ведь баба, здоровая. Видимо, хорошо ей было, приятно, что Витька посасывает ее грудь.
