знала это по себе, бывает очень больно, поэтому мужское орудие должно быть хорошо смазано. Рот ее стремительно наполнялся слюной.
Не в силах обуздать свою похоть, Касим грубо оттолкнул склонившуюся рабыню, и резко приблизившись, с ходу вонзил свой блестящий, набрякший от желания ствол в подставленное незащищенное лоно жертвы. Бледнокожая невольница громко закричала от невыносимой боли и ужаса, но девушки, не давая ей вырваться, держали крепко. Быстро ворвавшись, перевозбужденный хан даже не ощутил лопнувшей под его натиском преграды, и это взбесило его. Нужно было подождать! Нужно было медленно! С досады он все глубже и глубже входил в извивающуюся под ним наложницу. Не обращая внимания на ее вопли, он убыстрял и убыстрял движения. Наконец, достигнув пика, мучитель остановился и позволил тесной девственной вагине девушки самой закончить работу. Жертва сопротивлялась, достовляя хану наивысшее из наслаждений. Глухо зарычав, он кончил.
Подскочившая тут же девушка, открыла рот, быстро приняла его измазанный семенем и кровью опадающий член. Ни одна капля, считал хан Касим, не должна упасть на нечистую землю. Его семя священно. В противном случае — рабыни будут наказаны.
Он еще раз с удовольствием оглядел раскрасневшиеся ягодицы жертвы, ее измазанную кровью промежность, белые капли на половых губах, выдавливаемые спадающейся непривычной вагиной, и махнул рукой ожидающим в нетерпении любимицам. Те, выполняя волю господина, немедленно бросились слизывать вытекающее из лона изнасилованной невольницы семя. Хан был доволен. Он было уже собирался отпустить несчастных наложниц, как неожиданно вспомнил о том, что так и не успел почувствовать разрыва девственной плевы жертвы. Касим вспылил. Его обманули! Рабыня не была непорочна! Купец подсунул ему шлюху! Прыгнув в сторону он схватил лежащую на ковре саблю. Лицо исказила гримаса ярости. Невольницы, завизжав, в ужасе бросились в стороны, закрываясь руками. Широко взмахнув саблей, хан одним ударом снес застывшей бледнокожей наложнице голову, и та покатилась по богатому цветному ковру, забрызгивая темные стены шатра яркими каплями. Обезглавленное тело, задергавшись, рухнуло. В воздухе тяжело повис запах свежей крови.
— С собаки-купца, — громко крикнул Касим, стоящим снаружи стражам, — сейчас же содрать кожу...
— Господин. Господин.
Хан нехотя отвлекся от приятных воспоминаний.
— Господин, смотрите туда, — за то время, что Касим провел в мире грез, нукеры успели догнать своего повелителя, и сейчас так же неспешно ехали рядом. Хан повернул голову в сторону, указываемую одним из телохранителей. На фоне красного марева поднимающегося из-за горизонта солнца тонкой струйкой взвивался в темное небо одинокий дымок. Предчувствуя новое развлечение, Касим решительно повернул своего коня.
Возле небольшого, еле курящегося костерка, едва заслышав приближающийся конский топот, вскочили на ноги две человеческие фигуры. Деваться им было некуда, и они настороженно застыли, ожидая пока всадники не окружат их. Вскоре, гарцующий на нетерпеливом жеребце, хан смог с холодным спокойствием разглядеть заночевавших в степи путников. Старшему было за тридцать, его лицо, лицо неверного, загорело до темно-коричневого цвета. Под носом красовались длинные смешные усы. Одет он был по-восточному, на левом боку висела узкая сабля. Несмотря на жалкий вид, хан, будучи опытным хищником, почувствовал исходящую от незнакомца силу. Он бы назвал старшего затаившимся пардусом. Второй путник был подростком. Из-под войлочной шапки испуганно сверкали большие карие глаза. Гладкое восточное лицо отражало нерешительность и слабоволие. Юноша был безоружен. Хан сравнил его с кроликом.
Пардус не простая добыча. Он умрет стоя. Кролика можно будет забрать с собой и зажарить. Хан, готовясь отдать приказ, медленно потянул из-за
