наказать.
— Намыленный термометр — это еще куда ни шло, — вздохнула Юля, — Зачем ты ему сказала, что в нормальной палате освобождается место? Они же все по-прежнему полные. Даже в пятой, откуда перевели к нам Диму, больше мест нет.
— Я знаю, — усмехнулась Наташа, — Просто хотела подразнить мальчишку. Посмотреть на его реакцию.
— Неужели ни капельки ребёнка не жалко? — укоризненно спросила Юля, — Прикинь, если б тебя в семилетнем возрасте положили в палату для малышей.
— Я в семилетнем возрасте постель не мочила, — заявила Наташа.
Больше Юля с Наташей меня не обсуждали. Я по-прежнему был обижен на бесцеремонных медсестер. Но по крайней мере кто-то за меня заступился.
Как и обещала врач, меня выписали из больницы через два дня, проведенных разумеется в палате для малышей. Покидал я ее со смешанными чувствами. С одной стороны хотелось забыть все происшедшее со мной в больнице, как кошмарный сон. Но с другой я немного привык к порядкам в ясельной палате: детским процедурам, осмотрам голышом, хождению на горшок... Как будто вернулся в раннее детство, которое почти никто не помнит. Мои самые ранние, довольно расплывчатые воспоминания относились к младшей группе детского садика. А тут заново пережить ясельный возраст — без сомнения дико и унизительно, но в то же время по-особому интересно.
Вот так я почти на неделю превратился в семилетнем возрасте в ясельного малыша. Первые пару месяцев после больницы мне снились о ней только кошмары. Постель правда больше не мочил. Через полгода я потихоньку успокоился. Но отношение к медицинскому персоналу осталось прежним. Детские врачи в ту пору чуть ли не поголовно были женщинами. Не говоря уже о медсестрах. Пребывание в больнице так меня шокировало, что я начал воспринимать даже не врачей с медсестрами, а вообще всех женщин не иначе, как мучительницами малышей. И разумеется, частенько фантазировал, как они мучают меня и других детей.
Лет до 10-ти эти фантазии были типичными детскими страхами, но потом что-то изменилось. Меня странным образом влекло к бесцеремонным медсестрам и больничным процедурам. Выражаясь научными терминами, фобия превратилась в фетиш — связанный именно с детскими процедурами и ясельным возрастом. Ну а с появлением Интернета я узнал официальное название этого фетиша — инфантилизм.
Понятно, как я стеснялся своего извращения, не говоря уже, как оно мешало моим отношениям с противопложным полом. Но по крайней мере перестал считать себя одним единственным ненормальным, кому нравится фантазировать о возвращении в раннее детство. У буржуев полно «взрослых младенцев» и никто уже давно не стесняется. Уверен, все инфантилисты рано или поздно проходят через эту стадию. Сначала перестают стыдиться своего фетиша, а потом задают себе вопрос — а зачем, собственно, его искоренять.
Еще интереснее реакция окружающих. Нет, кричать на весь мир о своих фетишах конечно не следует, тем более в по-прежнему дремучем пост-совковом обществе. Но близкие мне люди (ессно женского пола) реагировали на мои откровения совершенно спокойно. Мое извращение никого не испугало. И знакомый сексопатолог, к которому я однажды напросился на прием, внимательно меня выслушал и сделал заключение, что со мной все в порядке. Даже, насколько помню, зевнул. И просто усмехнулся в усы: «Обычный фетиш. Старайся не зацикливаться».
Если не мешает в личной жизни — зачем с такими вещами бороться? Чтобы стать «стопроцентно нормальным»? А толку? Богатства и счастья от этого не прибавится. Да и скучно, если честно, быть стопроцентно нормальным. А дремучее общество, отождествляющее инфантилизм с педофилией, меня абсолютно не волнует.
КараПуз
e-mail: vse.zaebali@gmail.com
Август 2009
