готова кончить. Между ног у нее просто сочилось, она чувствовала себя такой похотливой, такой развратной, просто текущей самкой и больше никем. Осознание этого бичом стыда жгло ее душу, но результат ... был диаметрально противоположный — возбуждение лишь увеличивалось до предела. И с каждой стыдливой мыслью этот придел рос и рос, а за ним устремлялось ввысь и возбуждение.
— На колени, сука! — голос снова звучал громовым шепотом сразу отовсюду, и осмелевший было огонь в камине тут же сжался в трепещущий оранжевый комочек.
Обнаженная девушка тут же рухнула на четвереньки, призывно выгибая спину и вздергивая округлую попку. В правой руке у отдающей приказы женщины из воздуха соткался тонкий гибкий хлыст. Он был черен как ночь, раскинувшаяся за окном, и даже еще чернее, казалось, он поглощает любой свет вокруг, впитывая его в себя.
Свист рассекаемого воздуха и громкий звук удара хлыстом, заглушились нежным стоном, больше выражающим удовольствие, чем боль. На белоснежных ягодицах пролегла тонкая красная полоса. За первым ударом последовал второй, третий.
Эльмирена покорно стояла на месте и принимала подобное наказание. За что? Разве это имеет значение? Госпоже так захотелось, а она должна делать все, чтобы удовлетворять любую прихоть своей повелительницы, тем более, что это так приятно. Приятно быть ЕЕ вещью, собственностью, бесправной рабыней, похотливой сукой, только и мечтающей о все новых и новых унижениях. С каждым обжигающим огнем ударом хлыста в ней поднималось желание служить Госпоже, принадлежать Госпоже и еще кончать, бурно проникновенно кончать от выполнения унизительных приказов и осознания себя никчемной шалавой, неведомо за какие заслуги удостоенной чести служить ЕЙ.
— Раздвинь ноги пошире, потаскуха, — голос гремел, казалось прямо у нее в ушах.
Эльмирене нравилось, когда ее называют подобными словами, от этого она заводилась еще сильнее. Она знала, что сейчас должно последовать, и ждала этого со смешанным чувством страха и предвкушения необычного удовольствия. Ее ожидания оправдались. Несильный, но достаточно хлесткий удар прошелся по ее промежности. Одного удара было достаточно, чтобы стройная белокурая девушка рухнула на пол и забилась в судорогах оргазма. Красивые глаза закатились, ротик исказился в гримасе непередаваемого блаженства. С влажных губок начали срываться громкие стоны, постепенно переходящие в нечто похожее на крик, только этот крик яснее ясного говорил не о боли, а о переживаемом наслаждении. За первым ударом последовал еще один и еще, сила их с каждым взмахом руки постепенно нарастала. Девушка на полу была в полной дезориентации — вроде бы она только вернулась с головокружительных высот блаженства, как тут же очередной удар отправлял ее обратно. Непрекращающаяся цепь взрывов вселенского удовольствия, раз за разом рождающихся между ее длинных ног, отправляла ее на заоблачные высоты.
Эльмирена открыла глаза. Она лежала на полу, вся взмокшая. В камине мирно потрескивал огонь. По телу чудным эликсиром разливалось удовлетворение и блаженная легкость. Между ног, правда немного саднило, но это была сладкая боль. Поискав взглядом Госпожу, она обнаружила ту, сидящей у изголовья стола размеренно уничтожающую принесенные блюда. Мастерской работы кувшин из горного хрусталя был наполовину пуст. Девушка знала, что ей нужно делать. Встав на колени, она поползла к своей хозяйке. Это было что-то вроде ритуала — после каждой подобной порки Эльмирена была обязана благодарить свою повелительницу за преподанный урок, благодарить, вылизывая ее сапожки. Эта унизительная процедура всегда распаляла в ней похоть и желание, независимо от того, сколько раз до этого она кончила. Вот и сейчас, едва коснувшись язычком черной блестящей поверхности сапожек, она почувствовала волну страсти, прокатившуюся по всему
