лукавый огонёк, он посмотрел на Толика — тот ему молча кивнул. Сашка протянул руку и больно сжал мне сосок. Я вскрикнула от боли и неожиданности, хотела отстраниться, закрыться, но Толик схватил меня за волосы и дёрнул резко на зад заломив мне голову со словами: «Ты что, сука, думала показом отделаться? Нет, я обещал тебе боль и унижения и ты это получишь по полной программе» Он снова ударил меня по лицу — «Ты будешь терпеть и молчать, поблядёшка?! Да?» он продолжал тянуть меня за волосы и я выдохнула «Да». «Давай её до гола разденем» — предложил Сашка и ухмыльнулся: « Сам то небось полностью голой её никогда не видел. Она ж тебе наверняка давала только в кромешной темноте и под одеялом?» и он был прав. Толик видимо сильно застеснялся этой правды и зло глянул на меня. Выход своей злости он выместил в паре пощёчин.
Лицо моё горело от оплеух, я стояла голая посреди комнаты, а на меня голую любовались два парня — стыдоба одним слом.
— Ну что, будем сечь тебя — сказал Толик — давай-ка к столу ступай и ложись на него грудью. Я послушалась.
— ноги, шлюха, пошире раздвинь! — прокомментировал Сашка явно для того, чтоб ему была видна моя писечка. Я стояла и не шевелилась — ну почему я его должна слушаться, ему то я ничего плохого не сделала.
— Ты оглохла, сука?! — сказал Толик. Я раздвинула ноги сгорая от стыда и кляня всё на свете. Сашка вытащенной от куда-то верёвкой связал мне руки, сильно натянул противоположный конец и привязал к ножкам стола я не могла дёрнуться уже и выпрямиться. Толик же в это время вытащил из брюк свой ремень, примерился и с силой хлестнул меня по ягодицам — я закричала. Сашка замотал мне рот скотчем в три или в четыре слоя и тут началось: Толик хлестал меня несщадно, я билась, дёргая ногами, но кричать не могла. В конце концов они связали мне и ноги раскорячив меня у стола в непотребной позе, а попа моя уже пылала и горела от усердий Толика. Сашка ходил вокруг стола и подбадривал своего друга, мол «Правильно, правильно. Так сучке и надо, а то почувствовала волю впредь умнее будет и такой жопой на чужих коленках уже не прыгаешь. « Вдруг Толик перестал меня бить со словами: «Пока хватит». Как же я ему была благодарна за эти слова мне безумно захотелось его расцеловать и я для себя решила, что если он хочет и ему приятно меня лупить, то я ещё выдержу даже десяток его ударов — глупо наверное со стороны, но видимо я так устроена, что для своего любимого могу решиться на многое. В тот момент мои чувства переполняли меня и жалела, что рот мой заклеен — я так хотела поцеловать своего Любимого, что от этих чувств неимоверной нежности к нему я расплакалась. Парни мои слёзы расценили конечно как слёзы от боли. Боль конечно была и боль адская! Но ревела я тогда от любви. Они отвязали меня скрутили руки мне за спиной и Сашка перетянул мне груди верёвкой, обвязав каждую грудь в отдельности тугими кольцами и оставив ещё длинные концы верёвок. Грудь сразу стала приобретать багровый цвет было больно, но рот был по-прежнему заклеен, по этому я не могла кричать от боли и ужаса, который меня тогда охватил — я очень переживала за свою грудь и бардовый цвет меня очень сильно напугал.
— На колени — прозвучал приказ Толика. Я послушно опустилась на колени перед своими мучителями в надежде, что они сжалятся и освободят мои груди от такого страшного и очень болезненного бандажа.
— Сискьи то смотри как у неё покраснели. Больно небось? — я закивала. Они только засмеялись мне в лицо.
— Что, тварь, посщёчину тебе дать? — я опять закивала в надежде на то, что сейчас получу оплеуху и они освободят мои груди. Они заржали. Ко мне подошёл Саша и стал больно, очень больно крутить мне соски, сжимать их, оттягивать, дёргать, скручивать и опять оттягивать, то оба соска вместе, то по очереди, я выла, мычала но на то никто не обращал