любовного томленья замирая, был готов
пацану во всём признаться, — салабон был рядом, и
колотилось ... сердце страстно у сержанта от любви...
Сероглазый... вот он, рядом, стоит руку протянуть...
протянуть — и... нет, не надо! Что скажу я пацану?
Что я дед? И что сильнее? Чушь всё это! Глупость... нет!
Если б был Валерка геем... но не гей он, и в ответ
свою руку не протянет... он не гей... — исподтишка
наблюдал за парнем Саня, и предательски рука
вниз скользила то и дело — поправлял сержант штаны,
и гудело его тело от любви и от весны...
оттого, что парень — рядом, что вдвоём они... вдвоём!
Что еще для счастья надо? Лишь признаться — обо всём
рассказать, и будь что будет... Расскажу... а он в ответ
вспомнит, как его Ублюдов изнасиловать хотел —
как пристраивался сзади, руки вывернув... козёл! —
думал Саня. — Испохабил похотливый пидор всё...
и теперь Валерка мигом, стоит руку протянуть,
вспомнит, как Ублюдов прыгал на него... и как проткнуть
стояком своим пытался... ну, бля, сука... пидарас! —
Саня мысленно ругался, не сводя с Валерки глаз...
повернувшись к Сане задом — наклонившись! — салабон
гвоздь выдёргивал... и сладко наблюдать было, как он,
сероглазый, свою попку оттопырил... типа: на!
И сержант, пацан неробкий, впившись взглядом в пацана,
замер... замер боязливо, как нашкодивший школяр...
сероглазый... мой любимый... дверь закрыта... сейчас я
подойду — и будь что будет!... обниму тебя... прижму... —
стоя сзади, Саня думал, — я люблю тебя!! люблю!!!
И — от нежности горячей сердце прыгало в груди...
Я люблю тебя, мой мальчик! Что плохого в этом? — и...
он боялся шевельнуться, чтоб Валерку не спугнуть, —
хоть бы он не оглянулся... Что скажу я пацану,
если он мой взгляд увидит? Ведь поймет наверняка,
что я тоже... тоже пидер... что хочу его... — рука
вниз скользнула торопливо, и, сквозь брюки сжав стояк,
Саня замер... нет, любимый! я хочу тебя не так,
как Ублюдов... я не пидор, я — влюбленный педераст...
ты — другой совсем, и стыдно мне признаться... вот сейчас
подойду я — и что дальше?... Разверну тебя к себе...
обниму тебя, мой мальчик... сероглазый мой... — смотрел
на Валерку Саня сзади... и при этом был готов
отвести глаза, чтоб взглядом не столкнуться с пацаном,
потому что... потому что: сероглазый — он другой...
не поймёт он эти чувства... он не гей... не голубой,
и — решит в одно мгновенье, что хочу я так же... нет!
Саню мучили сомненья, и не рад он был, что дед,
что сержант и замкомвзвода, — это всё мешало лишь...
Усмехнулся Саня: вот он... мы вдвоем... а ты стоишь
и боишься шелохнуться... ну, какой ты, Саня, дед?
Трус ты, Саня... — усмехнулся замкомвзвода сам себе. —
Ты влюблен, и ты уверен, что любовь твоя чиста...
Или — сам в это не веришь? Ты чего боишься, а?!
Не поймёт Валерка если, значит... значит, не поймёт.
А поймёт — мы будем вместе! Ну, чего стоишь? Вперёд...
нет, не надо! Потому что... не поймёт он, и — конец...
всё испорчу... как-то нужно по-другому... мы же здесь
не последний день — не надо торопиться... ни к чему...
не Ублюдов я — и гадом я не буду!... Что ему
я скажу сейчас? Увидит и почувствует пусть сам,
что хочу я не обидеть... я люблю тебя, пацан! —
думал Саня... и работой он эрекцию глушил...
Между тем, была суббота, и в гвардейской части был
банный день... О, эти бани! Лично сам я до сих пор
с наслажденьем вспоминаю, как скользил украдкой взор
по тугим солдатским попкам, по висячим писюнам, —
своим взглядом словно фоткал эти прелести я там,
где они были доступны для любующихся глаз...
впрочем, это я попутно — не о том сейчас рассказ!..
Взвод последним мылся в бане, и командовал Ашот.
Замкомвзвода, то есть Саня, в баню мыться не пошел
со всем взводом, а с Валеркой он
