— он,
Васькин стриженый затылок сжав в ладонях, прошептал:
«Послюни, Васёк, чтоб было легче всовывать...» Стоял
у Ашота хуй, как пушка; искривлён слегка он был...
Васька дёрнулся: «Не нужно...», но — Ашот ему сдавил
скулы, и — от боли морщась, распахнул Ублюдов рот...
«Ох, Василий! сам ведь хочешь, а — стесняешься...» — Ашот
рассмеялся возбуждённо, приближая хуй к губам...
Все считают, что позорно, если хуй сосёт пацан...
а что делать? вырываться? — думал Васька, — всё равно...
даже хуже: трепыхаться если станешь, пацанов
позовёт Ашот — и хором станут в очередь долбить, —
ещё большим, бля, позором обернётся... может быть,
в самом деле не расскажет обо всём этом Ашот?
Ведь молчал... молчал же Саша, и никто не знал, что в рот
и в очко он Ваську дрючит через день... никто не знал!
Если б, бля, не этот случай в туалете... замотал
головой Ублюдов: «Ладно... отпусти, Ашот... я сам...
но с условием... не надо знать об этом пацанам...»
«Бля, не бойся... не узнают!» — отозвался вмиг Ашот,
и — с затылка убирая свои руки, он вперёд,
на Ублюдова, подался, приближая хуй к лицу...
Васька снова испугался — отстраниться хотел... «Ну,
до утра ты, что ли, хочешь в кошки-мышки здесь играть?
Чем быстрее, бля, отстрочишь, тем спокойней будешь спать.
А не то... смотри, Ублюдов, — рассмеялся вновь Ашот, —
не один я тебе буду заправлять сегодня в рот...»
На узлах сидящий Васька видел хуй перед собой...
сантиметров девятнадцать... залупившийся... большой...
даже больше, чем у Сани, — мысль мелькнула в голове, —
точно больше! если вставит этот хобот в жопу мне,
я не выдержу... — от страха Васька губы облизал, —
лучше б Саня меня трахал... лучше б он меня ебал...
Впрочем, выбора у Васьки сейчас не было, — Ашот
возбуждённо засмеялся: «Открывай пошире рот —
ты не первый... хуля дрочишь насухую мне мозги?
Всё равно, Васёк, отстрочишь... ну, смелее! Не томи...»
Это кажется, что стыдно... а подумать хорошо:
стыдно это, когда видно... а не видно если, то
ничего такого в этом нет особенного... ну,
пососу я хуй у деда или в жопу дам ему —
разве всё это смертельно, если трезво рассудить? —
думал Васька. — Наслажденье я, конечно, получить
не смогу... а что, бля, делать? я не первый... потерплю... —
думал Васька. — Буду дедом, всех салаг переебу...
а пока... Залупой красной хуй приблизился к губам,
и Ашот затылок Васькин, как в тисках, в ладонях сжал, —
вырываться было глупо... Васька губы разомкнул...
и — огромная залупа проскользнула в рот ему...
всё! ... солдат Ублюдов сдался: взял он в рот... и в жопу даст,
в чём уже не сомневался не спускавший с Васьки глаз —
за губами наблюдавший — многоопытный Ашот...
Не могу... какая лажа! Распахнул Ублюдов рот...
Хуй был твёрдый и горячий... словно поршень, заскользил
он во рту, — Ублюдов Вася инстинктивно обхватил
хобот влажными губами... обхватил он этот кол,
и... у Васьки под трусами до того лежащий ствол
встрепенулся, отзываясь на подобные дела
(хую — похуй: он не знает, чем забита голова,
и ему — по барабану, что за мысли бродят там, —
у него — своя программа: р-раз! — и встал, как истукан;
так бывает!), — кверху взвился хуй у Васьки сам собой —
под трусами залупился... и — колыша головой,
засопел Ублюдов страстно, не желая сам того, —
это кажется, что страшно, а на деле — ничего
нет особенного, если объективно посмотреть
на дела такие, — в сексе это было, есть и впредь
это будет, и что толку округлять глаза свои, —
все в потенции двустволки... Бог такими сотворил
или так распорядилась мать Природа — все равно...
как зенитка, кверху взвилась шишка Васькина... кино!
Между тем, солдат Ублюдов хуй сосал не в первый раз;
заскользили его губы,
