заскользили между ног,
словно поршень... вырываться бесполезно было... ох,
без любви солдат солдата мужеложил на узлах,
резко взмахивая задом, — сколько длился этот трах?
Три минуты? или, может, пять минут? а может, шесть?
Хуй Ашота, словно поршень, взад-вперёд ходил, и весь
Васька взмок от напряженья... и с Ашота пот уж лил —
он, сопя от наслажденья, Ваську яростно дуплил
на узлах в солдатской бане, зажимая Ваське рот, —
трахал в жопу парень парня, словно девочку... и вот,
сладострастно содрогаясь, замер дед на черпаке, —
сперма, в жопу извергаясь, вмиг захлюпала в очке...
Дед лежал, вдавившись пахом в обнаженный потный зад, —
черпака в очко оттрахал старослужащий солдат...
в жопу выебал, короче! Разобраться если, в зад
изнасиловал... А впрочем, Васька сам был виноват,
что так вышло-получилось, — Ваську похоть подвела:
как сироп, она сочилась там, в столовой... и цвела
эта похоть цветом пышным в туалете, когда там...
оттого оно и вышло, — виноват был Васька сам!
И, пружинисто вставая — оттолкнувшись от узлов,
член из жопы извлекая, словно спелую морковь
из политой щедро грядки, снисходительно Ашот
улыбнулся: «Всё, мой сладкий...», и — неспешно отошел
он от Васьки... голый, потный, оглянулся, говоря:
«Подмываемся, и — в роту... приторчал ты, что ли, бля?»
Кверху жопу поднимая, Васька тут же встал с узлов,
ничего не отвечая... да и что сказать он мог?
Изнасилованный в жопу, торопливо он шагнул
в душевую за Ашотом, — тот в улыбке растянул
свои губы: «Я, бля, кончил — отстрелялся... ну, а ты?
Не поверю, что не хочешь разрядиться... без пизды
иль без жопы подходящей трудно в армии служить
пацанам... а это значит, что хочу я предложить
разрядиться тебе тоже: время есть, и мы одни...»
Васька замер: это что же... захотел Ашот, чтоб с ним,
старослужащим солдатом, насладился он, черпак?!
Ёлы-палы!"Если надо... — Васька тронул свой долбак,
вниз свисающий сосиской, — я не против... я ... готов!»
Сладострастно хуй он стиснул, ощутив, как между ног
пробежал озноб горячий... Ай да дедушка Ашот!
Зачесалось в жопе, значит? Захотелось? Ну, а что...
что особенного в этом? Это в армии он, здесь,
выступает в роли деда! А по жизни — кто он есть?
Самый, бля, обычный парень, — Васька думал; в голове
мысли пулями мелькали... и, сжимая хуй в руке,
Васька думал: ну, конечно... что особенного, бля?
Выпрямляясь, хуй поспешно поднимался... и, сопя —
на Ашота глядя — Васька улыбнулся: «Я готов...»
Ну, ещё бы! Разобраться непредвзято если, то...
в туалете с такой страстью представлял он, как Ашот
подставляет... педерастил его мысленно! И вот...
ох, как, бля, сейчас засунет он, Василий, ему в зад!
«Молодец! Солдат без Дуни — импотент, а не солдат!
Ты, Василий, не стесняйся! Ты теперь мне как родной...
Время есть — облегчи яйца... Посмотрю я, как рукой
ты справляешь это дело... ну, чего стоишь? Вперёд!»
Облизнул Ублюдов нервно свои губы... а Ашот,
подмывая свои яйца, Ваське лихо подмигнул,
продолжая улыбаться: «Не стесняйся, Вася... ну!
В туалете ты так страстно ублажал себя рукой...
окончание сеанса покажи мне! Хуй большой
у тебя, Васёк, смотрю я... настоящий, бля, боец!
Трахни Дуню этим хуем — засади ей свой конец...»
Бедный Васька! Невезуха пёрла танком на него...
«Я потом...» — сказал он глухо. «Василиса, ты чего...
огорчить меня желаешь? О тебе ж забочусь я...
как ты, бля, не понимаешь?! Да, не ценишь ни хуя
ты, Васёк, мою заботу... ладно, время не тяни:
пальцы сжал — и за работу! Не стесняйся! Натяни
на свой болт подстилку эту! Засади по яйца... бля,
засади!» Ашот был дедом, а не просто парнем, — зря
раскатал Ублюдов губы — размечтался... Хуй стоял,
словно каменный... «Ублюдов! Это мой приказ! Давай...
ну!» — уже не улыбаясь,
