достоинством подошла к креслу и, закинув ножку, установила её на сиденье, потом максимально прогнулась, выпятив ягодицы, подставив их для порки. Он стоял как вкопанный. Стоял с плёткой в руке. Он смотрел на неё, на себя и его брала оторопь.
Он не мог оторвать взгляда от её потрясающе красивой попочки. Он хлестал женские зады с наслаждением. Но это был как будто другой орган, принадлежавший неземному существу! Было два мира: где свитчевал он и где Богиней была Она! Он попытался их совместить, ему казалось это возможным, он уже всё себе нафантазировал. Но это не вписывалось в реальность!
— Бейте, прошу вас, «господин», бейте меня! — Тон её голоса был едок и вызывающ.
Она с таким ядом произнесла «господин», а в его мозгу отпечаталось «клоун», «шут», «жалкий скоморох». Он, молча, сконцентрировался. Сейчас он ей скажет! Сейчас он её унизит! Сейчас он её грязно оскорбит! Его рука замахнулась — бить так бить! Ленты плети полетели в сторону её тела. Вдруг! Откровение как огненная игла пронзила его извращённые мозги. Удар сорвался, и плети только легко скользнули по её прекрасному телу. До него дошло! Он всё понял! Смысл этой изощреннейшей игры, это убийственного женского садизма.
Госпожа, перевернув ситуацию в комедийный фарс, заставляла его сломать не её! Себя! Принуждала искорежить существующую модель его сексуального мироздания. Модель, в которой ему было так хорошо все эти годы. Лишиться всей своей радости. Он почему-то сравнил ситуацию с солнечной системой: она — звезда! Они — её рабы, и он в их числе, жили и вращались, благодаря её энергетике, а она заставляла, принуждала погасить светило, погрузиться в тупой мрак и безрадостный хаос. Ради чего? Чтобы насладиться тем чудовищным ударом, который пронзит его, когда он оценит масштабы катастрофы! Она образно поставила его на табуретку с намыленной веревочкой в руках. Это была её открытая игра в его сексуальное самоубийство!!!
Она знала, что больше он уже не замахнется. Именно сейчас ею было решено это уравнение. Подставленный показатель трансформации — логарифм — перевернул ситуацию вверх дном!
Плеть упала на пол, а он очумело опустился на колени перед оттопыренными ягодицами Госпожи, которые столько раз дарили ему незабываемые мгновения. Она всё еще молча стояла, как бы говоря — на, ломай, бей вдребезги свой мир, свои грёзы, свои страсти. Свои — не мои!!! Соверши суицид! Потому, что я-то останусь Госпожой! А ты? Ты даже рабом-то не будешь, ты умножишь себя на ноль!!!
Правы китайцы: «Чем выше лезет обезьяна, тем лучше виден всем её безобразный красный зад!». Рисованная в его гнусных фантазиях картина с его «бывшей и недосягаемой Госпожой» и её трансформацией по его воле, воле «господина», в красавицу-рабыню, опустившуюся перед ним на колени с девайсом в зубах, обернулась его собственной мерзкой карикатурой. Реалом его отчаянных потуг стало не её порабощение, а его сокрушительное унижение, прежде всего, в собственных глазах. А уж перед ней-то, перед его живой, реальной Госпожой... Вместо пакостной радости — мордой об лавку... Да ещё так позорно...
Он осторожно приблизил своё лицо к её телу, вдохнул её запах, и очень осторожно поцеловал то место, где легко прошли кожаные ленты. Потом еще, еще... Он целовал её ягодицы, любовался восхитительным видом прогнувшегося женского тела с бежевым ореолом ануса и красивой бороздкой слегка разошедшейся от напряжения мышц вагины.
Она развернулась над ним. Он ожидал, что она ему сейчас скажет, какую отповедь выдаст, какую установку даст. Госпожа не сказала ничего. Она медленно обошла его, стоящего на коленях, он суетливо одел ошейник, взяла страпон и пристегнула его. Потом, подошла к нему, спокойно зажала нос — он открыл рот, и вставила в него свою игрушку. Её бедра плавно задвигалась, он старался как мог участвовать, но в этой ситуации его суетливые
