просит насадить на нее юношу и что низ живота сводит болезненной судорогой, — если ты немой, так это не беда. Мой брат — хромой, и то жену нашел, двух детишек завел. И у тебя все будет, только...
Лингренд осторожно обнял юношу и провел ладонью по спине.
— Не надо делать того, о чем потом будешь жалеть.
Блондин утвердительно кивнул, соглашаясь с последними словами путника и не думая отстраняться. Тёплая ладонь прошлась по прохладной спине слишком болезненно, и юноша выгнулся в руках мужчины, облегчая проникновение и прижимаясь к напряжённой плоти ягодицами. И хотя член незнакомца по-прежнему был не возбуждён, в уверенности того продолжить не было ни капли сомнения.
Лингренд стиснул зубы и плюнул на бесполезные разговоры. «А может, это моя плата за ночлег?» — подумалось вскользь, и Том стал нежно целовать прохладную кожу юноши. Это было странно: ощущение такое, будто ты целуешь осенний ветерок, что заблудился в начале зимы. Ласковым Лингренд умел быть, да и приходилось не раз, но вот сейчас он превзошел сам себя. Он нежил спину юноши руками, не скупился на поцелуи, шептал, что тот красивый, но сумасшедший.
Если юноша и привык отдаваться первому встречному, то о ласке и нежных прикосновениях знал слишком мало, а то и вовсе ничего. Он то замирал в руках мужчины, то начинал уворачиваться от нежных прикосновений и поцелуев, и иногда — совсем редко — прижимался ближе, безмолвно прося ещё и ещё.
За окнами бушевал ураган: завывал, дергал ставни, злился на все, словно пытался добраться до двух соединившихся воедино мужчин, заставить их не стонать, замолчать навечно, разомкнуть тесные, жаркие объятия. Но дом был будто заколдован, и даже треснутые стекла не поддавались упрямым порывам непогоды.
Обычное совокупление к концу приняло все очертания любви: нежность Лингренда и податливость незнакомца дополнили друг друга и завершили начатое на одном мгновении блаженства, ставя, наконец, точку в истории грехов и желаний.
Отдышавшись с горем пополам, Том оперся спиной о стену и, прижимая к себе юношу, сказал:
— А знаешь, мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Странный ты все-таки, малыш. Даже не вспотел, а меня вот заездил уже, — Лингренд ласково поцеловал любовника в висок. — Жаль, что я не знаю твоего имени.
Юноша неподвижно сидел в объятиях мужчины, спрятав лицо на его плече и почти не дыша. Неожиданно ласковый, как и всё только что произошедшее, поцелуй в висок заставил его очнуться и несколько отстраниться от любовника. Блондин медленно опустил глаза и внимательно посмотрел на обнажённый живот брюнета. С нескрываемым удивлением проведя пальцами по горячей коже, он собрал с него свою семенную жидкость и вопросительно поднял глаза на Тома.
— Ты что, никогда раньше не кончал? — по-доброму усмехнулся Лингренд. — Я, конечно, не образцовый любовник, но если уж получать удовольствие, то вместе, правильно? Лицо у тебя такое, будто и правда кончил впервые в жизни.
Юноша моргнул и, как бы очнувшись, быстро слез с колен Тома, в спешке стал натягивать на себя одежду. Кое-как застегнув брюки и накинув на плечи рубашку, он распахнул дверь и выскочил на улицу, словно за ним гнались черти. На улице свистел ветер, сверкали молнии, но незнакомец не обращал на них никакого внимания и почти бежал к обрыву, спотыкаясь о невидимые в темноте камни, снова поднимаясь и продолжая своё бегство.
— Постой! Что я не так сказал? — вопрошал Том, кое-как поднимаясь на ноги и торопливо прихрамывая. — Ты же погибнешь там! Эй!
Но звать было бесполезно. Нерешительно постояв в проеме дверей пару минут, Лингренд громко чертыхнулся и, прикрывая от соленого ветра лицо ладонью, пошел в темноту.
— Малы-ы-ш! Где ты? Вернись!
В предрассветных сумерках у края обрыва Том вдруг разглядел смутное пятно белой рубашки и, насколько хватало сил, направился туда. Нога нещадно болела, и приходилось