попытаюсь докончить то, что она начала. Думаю, все будут довольны.Беседа принимает интересный для меня оборот, и я молча жду, куда он обернётся. — Слышишь, Лид, что предлагает Танечка? — продолжает мой отчим. — Пойдём, раз ничего страшного нет. Уже поздно, и всем спать пора. — Иди-иди, — присоединяется к его уговорам Татьяна Николаевна. — Ты, что могла, уже сделала. Позволь мне испробовать на нём мои педагогические способности и попытаться направить его на путь истинный... Надеюсь, ты не против? — Да что ты, Танечка?! — восклицает маман. — Конечно, конечно!... Желаю тебе удачи!После чего, обнимает меня, целует и говорит на прощанье: — Будь, Сашенька, паинькой и слушайся во всё свою тётушку!Когда мы остаёмся одни с Татьяной Николаевной, она берёт меня за руку и начинает строгий допрос: — Ну что, непутёвый племянничек? Где прохлаждался? А ведь грозил заявиться ко мне среди ночи!... Напугал меня так, что я глаз не смогла сомкнуть...Уловив в её суровом тоне скрытую досаду, я принимаюсь, подыгрывая ей, оправдываться: — Я как раз и шёл к вам, чтоб напугать ещё больше, да вот маман перехватила меня у самых ваших дверей... — Значит, засаду тебе устроила, говоришь? — Да что-то вроде этого получилось... — А почему так поздно шёл? — Ждал, когда всё в доме успокоится. — И всё равно, на маменьку свою нарвался... Что ж ты так? Уж если ждал, то подождал бы ещё часик-другой, чтобы все наверняка уж спали. — Я об этом думал. Но опасался, что светать станет... — Значит, света боишься, а темноты нет? — Тоже боюсь, но не так... — Не так, говоришь... И всё же отправился в путешествие? В незнаемое... — Ну, в какой-то степени да, если иметь в виду вашу комнату... — Так ты всё же имел в виду мою комнату?... И, что же, позволь узнать, тебя подвигло на это? — Узнать вас поближе в новой обстановке... — Поближе?... Куда уж ближе?Она пытается (или делает вид, что пытается) вырваться из моих объятий, вертит головой, чтобы избежать поцелуев, но мне удаётся распахнуть её капот и зажать ладонями её груди. — Какие у вас великолепные литавры! — спешу я расхвалить их. — Литавры, говоришь? — смеётся она. — Нравятся? — Ещё бы! — Уж больно ты прыток стал... Ну хватит, хватит! Пора и честь знать. Давай-ка разойдёмся по своим постелям и попробуем уснуть. — Так вы же говорили, что не сможете сомкнуть глаз. — Да, говорила. Но сейчас, надеюсь, сумею заснуть. Так что, пока! — А можно я с вами? — Вот ещё чего надумал!... К тому же, что-то мне подсказывает, что муженёк мой проснулся и, обнаружив моё отсутствие рядом с собой и услышав наши голоса, вздумает выйти к нам... Так что, пока! — А прощальный поцелуй? — Вот тебе прощальный поцелуй, несносный!... И отправляйся к себе. — Повинуюсь, сладкая вы моя тётушка! И надеюсь, если вернусь через какое-то время, найду вашу дверь не запертой...Татьяна Николаевна резко отталкивает меня, поворачивается и удаляется к себе. Какого-то особого разочарования я не чувствую. Мало того, меня охватывает что-то вроде безразличия, вполне возможно вызванного усталостью: ведь только что с больничной койки, а сколько событий успел уже пропустить через себя! Не пора ли действительно дать себе отдохнуть? Но поступить так мне мешает такое соображение, внезапно возникшее у меня в голове: тётушка сейчас явно не готова вот так запросто взять меня за руку и повести к себе, но вовсе не против того, чтобы чуть позже я навестил её. Что ж, раз так, надо и мне чуточку подождать. А пока суть да дело, почему бы не заглянуть к госпоже Жуковой. Ведь она тоже, кажется, не очень против.Направляю туда свои шаги, на секунду-другую задерживаюсь перед дверью комнаты, где, по моим предположениям, спят мои кузины Вера и Надя. Не заглянуть ли к ним? Предлог поговорить (и побаловаться) есть: роман
