ней.Ну и благолепная же картина представляется моему взору! Насладившись ею вдоволь, я говорю: — Вы, милашки, поставили меня перед тяжёлым выбором: к кого начать? — С меня! Нет с меня! — закричали обе сразу. — Тише, тише! С ума совсем посходили, — урезониваю я их. — Сейчас заявится ваша маман и положит навсегда конец нашим забавам... Вы этого хотите? — Нет, вовсе нет! — отвечают они уже жалким шёпотом. — Тогда слушайте меня и повинуйтесь. Вообще-то следовало начать с Веры, как старшей. Но Надя проявила такую прыть, что придётся отдать ей пальму первенства.Я присаживаюсь на корточки перед её коленками, склоняюсь над её совсем ещё безволосым лоном и, малость раздвинув кончиками своих пальцев его припухлые края, просовываю внутрь язык. — Ну что скажешь, малютка, приятно? — интересуюсь я, приподняв голову, чтобы сделать передых. — Ещё как! Продолжай же!Я опускаю голову, чтобы продолжить. Но теперь моя правая рука устремляется к промежью Веры, и принимается пальпировать её устье. Оно, кажется, довольно влажным. Легко нащупывается и клитор величиною со спичечную головку, но моментально начинающий твердеть и увеличиваться в размере. Пробую просунуть вглубь палец, но он не идёт дальше первой фаланги, во что-то упёршись. — Ой, больно! — вскрикивает она. — А мне нет! — похваляется Надя. — Погоди, если дело дойдёт до лишения тебя девственности, то и тебе не избежать боли, — заверяю я её. — Ну и что! Я готова! — Дай-ка мне убедиться в этом, — говорю я, приподнимаясь.К моему удивлению, мой кончик уже совсем не похож на то, что он представлял собою десяток минут назад в постели госпожи Жуковой. И перехватив устремлённые на него взгляды девочек, заявляю: — Как говорил этот самый злосчастный Сатюрнен, «некто незваный горделиво поднялся торчком». Вот им я сейчас и пробую проткнуть ваши пипки. Идёт?И, не спрашивая согласия, — оно для меня было несомненным, — подвожу свой эрегированный член к губкам Нади, чуточку просовываю его между ними, собираясь осторожно поводить им вверх и вниз, как та, может быть, вспомнив соответствующую сцену из цитированного уже романа, хватает его своими пальчиками и пытается ввести его дальше. Но тут же вскрикивает: — Ой, больно!Причём довольно громко. — Ну вот, — констатирую я. — Сейчас заявится сюда разбуженная вами мама и устроит нам скандал. Быстро гасите свет и дайте мне возможность привести себя в порядок и улизнуть отсюда!Свет тут же ими тушится, и в темноте, уже направляясь к выходу, я слышу, как кто-то из девочек, хихикая, шепчет: — Вспомни в случае чего о Туанетте!30. 8 — и всё-таки с тётушкой.Не сообразив впопыхах, о чём идёт речь, я вспомнил об этой матери Сюзон и мачехи Сатюрнена сразу же после того, как оказываюсь в коридоре и кто-то хватает меня за плечи, начинает трясти: — А вот и ты, непутёвый, откуда и куда путь держишь? Неужто от моих дочурок? — Это вы, Татьяна Николаевна? — Я самая... Что скажешь? — Да вот уже второй раз направляюсь к вам в надежде обнаружить дверь не запертой, — шепчу я, обнимая и крепко прижимая к себе. — Вот как!... А по дороге забрёл к Вере и Наде... И что же узнал от них?... Есть что поведать? Тогда заходи и рассказывай.В комнате, куда она вводит меня, мне сразу же в глаза бросается свет от двух включённых на максимальную яркость керосиновых ламп и пустая постель. — А где же Алексей Иванович? — недоумённо спрашиваю я. — Спровадила его на часик-другой прогуляться по окрестностям... — Как же вам это удалось? — Сказала, что не могу заснуть из-за его храпа. — Он действительно храпел? — Какое это имеет значение теперь? Садись и рассказывай... — Сейчас... Только позвольте мне сначала удовлетворить своё естественное любопытство и расстегнуть ваш
