доктор. Наконец, когда мы с мамой, начитавшись в интернете всяких рецептов излечения, стали с надеждой советовать их врачу, он устало посмотрел на нас и озвучил нечто новое. То, что заставило нас замолчать, замереть до оцепенения.
— Шансы вывести его из комы есть. Но если это сделать, ваш сын тотчас же умрет. Мозг поврежден необратимо. Мы ничего не можем с этим сделать. Предлагаю вам задуматься об эвтаназии.
Иностранное, непонятное слово прозвучало понятно, как никогда. Мама заплакала, услышав мнение доктора. Он считался специалистом высокого класса, лучшим в нашей области. Кто из врачей мог нас обнадежить, если не он?
— Это ты во всем виновата! — слезно закричала тогда мама на Лену. Сорвалась, выплеснула на девчонку всю пережитую боль. Лена регулярно посещала брата, ее пускали к нему в палату, где его безмолвное, бессознательное тело цеплялось за жизнь через аппарат искусственного питания. Лена разрыдалась, услышав обвинение отчаяния матери ее несостоявшегося мужа. Она изменилась за этот месяц, ее красота наполнилась грустью и тоской за Андреем. Ей не хватало его. Уверен, что и ему ее. Он просто не мог об этом рассказать, только с закрытыми глазами слушал ее признания и мольбы, когда они оставались в палате одни.
— Я провожу тебя, — сказал тогда я, выбежав за Леной, плачущей после разговора с матерью. Как мог, успокаивал ее, пока мы шли к ее дому. Лена перестала плакать и лишь молча кивала, когда я рассказывал ей о новых современных методах лечения подобных травм. Любовался ее точеным профилем, ее длинной шейкой, пока шел рядом. Восхитительная девчонка. У меня в мои восемнадцать еще не было женщины, все никак не мог завязать близкие отношения с девушками, а сейчас из-за болезни Андрея Лена была единственной из противоположного пола, с кем я общался. Беда сближает людей быстрее всяких там симпатий и влечений. Уже стоя у ее дома, я при прощании ощутил ее благодарный поцелуй в щеку. Вечером, умываясь на ночь, не позволил воде смыть поцелованное место...
* * * * *
Однажды вечером я никак не мог уснуть. Мысли одна за другой бороздили голову, лишая покоя и отгоняя сон. Из головы все не шла Лена. Как ей, наверно, сейчас одиноко одной? Именно сегодня целый день думал о ней, что показалось мне странным, необычным. Двенадцатый час ночи, завтра рано вставать, и я повернулся к стенке, делая очередную попытку уснуть, как вдруг услышал над ухом знакомый голос.
«Брат!». Я подорвался с кровати и обернулся. Голос Андрея, который я не мог спутать ни с каким другим, позвал откуда-то сверху. Вижу лишь пустую комнату и такой же пустой потолок. Послышалось, померещилось слуху? Или тоска за братом уже создают иллюзорные звуки? Неудивительно, ведь я так за ним соскучился. И тут голос Андрея снова пронзает мне слух.
«Саня, собирайся! Ей нужна твоя помощь».
— Андрей, ты где? — растерянно спрашиваю вслух. Неужели я медленно схожу с ума?
«Я с тобой. Но видеть меня ты не можешь. Просто слушай и верь мне» — диктует мне Андрей, затем продолжает почти приказом. «Прошу, не теряй времени. Беги к Лене».
Я никогда в жизни не одевался так быстро. Благо, мама уже спит, и я без ее расспросов буквально вылетаю из квартиры к Ленкиному дому, добираюсь также стремительно. Она живет в частном секторе, и в окнах ее небольшого домика уже темно. Останавливаюсь, прикидываю, что делать дальше, как тут слышу в стороне приглушенный крик. Оборачиваюсь к придомовым кустам и вижу, как у забора в зарослях травы происходит борьба. Обнаженные женские ноги заметно блестят в ночной темноте и бьются под навалившимся мужским телом. Еще один крик, явно заглушаемый чей-то ладонью. Все закипело внутри, подбегаю ближе и вижу, как Шах пытается усмирить лежащую под ним Ленку. Одной рукой этот подонок зажал ей рот, а вторая, оголив ножки, возилась в ее трусиках, забравшись к самому сокровенному. Кровь приливает к голове, а злость дает силу
