маленькими вздыбившимися сосками. Он облизал и засосал один, потом второй сосок, беззастенчиво и откровенно массируя мои груди, то крепко сжимая их в руке целиком, то ритмично поглаживая. Я чувствовала, как между ног у меня все горит от нахлынувшей влаги.
— Я съем тебя, киска моя, — он упивался вкусом и запахом моей кожи и, вдоволь насладившись моими раскрасневшимися от его страстных укусов сосками, склонился ниже, заставив меня отклониться назад и расставить согнутые в коленях ноги. Его рот крепко прижался к моей пульсирующей горящей киске и язык чувственно принялся скользить по упругому вздыбившемуся бугорку. Но он не мог уже больше сдерживать себя, поэтому, резко поднявшись, он притянул меня к себе и, крепко подхватив меня под попку, вошел в меня одним мощным толчком. Я была такой влажной и обезумевшей от возбуждения, что нервно вздрагивала при каждом его толчке. Мы молча и неистово сотрясались в бешенном темпе, то впиваясь друг другу в губы, то обессиленно откидываясь назад, чтобы крепче соединиться друг с другом. Мы с трудом подавляли упоительные стоны, опасаясь, что кто-нибудь услышит нас; а чтобы не задохнуться, Митя иногда слегка менял темп, и это только сводило меня с ума еще больше. В какой-то момент, я изо всех сил обхватила его ногами и прижалась к нему взмокшей попкой, почти затаив дыхание от неописуемого охватившего все тело фонтана наслаждения. Я чувствовала, как внутри меня пульсирует его огромный член и исторгает в меня горячую влагу, которая течет по моим ягодицам. Мы расслабились в блаженном изнеможении и счастливо рассмеялись, испытывая невероятную легкость после такого томительного напряжения. Его тяжело вздымающаяся мощная грудь была такой восхитительно красивой и притягательной, его приоткрытые влажные губы обдавали меня струями горячего страстного дыхания и я в порыве неконтролируемой нежности прижалась к этим губам своими губками, а кончиками пальцев нежно погладила его гладкую кожу на груди, под которой перекатывались крепкие мускулы. Он обнимал меня одной рукой, едва касаясь талии, а другой крепко опирался о столик. Я чувствовала, что он весь вымотался. Когда наше объятье прекратилось, и мы стояли рядом, пытаясь отдышаться, довольные и немного смущенные тем, что только что творили, я вдруг ужаснулась:
— Мы же не предохранялись!
— Ничего, малышка. Я дам тебе таблетки. Примешь по инструкции. Все будет в порядке. Только больше так делать не будем. Я просто не смог сдержаться, прости...
Он нежно поцеловал меня в щеку. Я вдруг почувствовала невероятное чувство стыда и страха, вспомнив, что совсем близко за дверью находится столько людей, которые могли бы быть просто повержены в шок нашими действиями, которые осудили бы нас и испытали бы к нам отвращение, если бы все узнали. Ведь нам предстояло теперь вернуться в эту толпу, а мне казалось, что по страстному пожирающему взгляду Мити, по его необузданно-самоуверенной манере держаться со мной, а также по моему трепетно — восторженному отношению к нему все сразу догадаются о нашей с ним близости. Митя небрежно сбросил рубашку и, пока он умывался, я взволнованно взглянула в зеркало, пытаясь прочесть в своих чертах что-то кричащее о моем грехопадении, что-то такое, что мгновенно выдаст меня окружающим со всей подноготной. Но ничего такого уж необычного во мне не было. В угловом шкафчике, к счастью, нашелся годовой запас влажных салфеток, и я, смущаясь, привела себя в порядок. Потом застегнула и оправила платье, машинально потянулась за лежавшей на туалетном столике расческой и пригладила пышные волосы, слегка поправила макияж и взглянула на брата. Хладнокровно и непринужденно он застегнул пуговицы на рубашке, строго затянул галстук, поправил ремень на плотно облегающих крепкие бедра брюках, пригладил роскошные холеные волосы, слегка влажные и дерзко взъерошенные как у задиристого подростка,