Древний каменный замок, серые стены, скоро начнут сливаться с темнотой сумерек, звук дождя, запах дождя, воздух, какой может быть только в дождь. И красивая женщина, гордо застывшая подле окна, в одиночестве, смотрит вдаль, на разбухшую от воды дорогу, ведущую в замок...
Земля еще помнит жар солнечного лета, поэтому от зеленых лужаек, раскинувшихся перед величественным строением, поднимается белесый пар, еще гуще этот пар вьется из виднеющегося невдалеке леса, который в наступающей темноте кажется таким, таинственным, далеким, загадочным... Белые тонкие клубы парят над землей, ухудшая и без того слабую видимость, и кажется, стремятся слиться с низко нависшими темно-серыми тучами, из которых беспрестанно хлещет дождь.
Женщина не отрывает взора от размокшей дороги, которая, причудливо петляя, уходит в дремучий лес...
Звук журчащей небольшой речушки, текущей серебряной лентой позади замка, смешивается с веселым потрескиванием камина в широкой, но уютно обставленной комнате. Пышные ковры на стенах чередуются с древними доспехами и оружием, на полу белоснежные теплые шкуры невиданных животных. На стенах пляшут причудливые тени от неровного пламени камина.
Древний темный замок, настолько древний, что даже сами камни, чья память одна из самых долгих, не смогут сказать, чьи руки укладывали их здесь, в этом таинственном и манящем первозданной красотой месте. Чья воля вырывала их из тенет мрака в невообразимых глубинах земли и переносила сюда, строя нечто совершенно, казалось, противоестественное этому месту, но, тем не менее, так удачно гармонирующие и сочетающиеся с ним.
Знала это только женщина, застывшая прекрасным изваянием у окна в одной из крепостных башен, один вид толщины и прочности стен которых мог напрочь отбить желание любого даже самого отчаянного полководца повести войска на приступ. Ее изящная высокая фигура таила в себе непонятную угрозу и скрытую силу. Тонкие черты лица, прямой нос, волевой рот, обрамленный алыми губками, и небесно-ледяной синевы глаза в купе с волнистыми волосами до середины спины цвета темного золота, делали женщину похожей на неведомую этому миру богиню. И кто знает, скажут умудренные опытом древние старцы, быть может, это не так уж и далеко от истины.
С наступлением ночи дождь лишь набирал силу. И без того темные тучи стали сгущаться все сильнее и сильнее, отчего небо теперь казалось вратами в непостигаемый безбрежный мрак. Лишь причудливо извивающиеся ветки молний, начавшие рождаться где-то в глубине этого мрачного хаоса, на миг освещали огненными всполохами черные клубы туч, заставляя отступить подкрадывающиеся наваждение, но только затем, чтобы через мгновение оно вернулось вновь, с новой силой.
Ночь накрыла землю непроглядным куполом, ни слабого сияния звезд, ни малейшего лучика блеклой луны. Мрак, темень и дождь. В такое время даже самый голодный и опасный хищник прячется глубоко в своей норе, не рискуя высунуть носа наружу.
Мирные пахари и селяне наглухо запирают все ставни и двери, бессознательно падая ниц перед святыми образами, моля их защитить и оберечь. Ибо бытует поверье, что именно в такое жуткое ненастье выходит на охоту сама Владычица Смерти, и горе тому несчастному, кого она застанет в дороге, кто не успел вернуться и крепко запереться у себя дома. Муки его будут непередаваемыми, и любая пытка, которая могла бы прийти на извращенный ум заплечных дел мастеров Святой Инквизиции, покажется ему радостным наслаждением.
— Глупое поверье, если разобраться. Если уж эта Владычица Смерти такая могущественная, какой ее описывают, почему бы ей просто не разнести какую-нибудь деревню или даже крепость на мелкие кусочки, после чего вдоволь наслаждаться мучениями выживших? — глубинный тихий голос, сорвавшийся с губок женщины, казалось, звучит сразу отовсюду, рождая невозможное здесь эхо. Даже пламя на
